Читаем Под лепестком несущего винта. Книга вторая полностью

Поляки за личную собственность постоять умеют, и даже за случайно задавленную русской машиной курицу требовали баснословную, словно за дойную корову, компенсацию, скрупулёзно подсчитав, сколько бы пеструшка могла снести за свою жизнь яиц, оставшись в живых. А куры у поляков сплошь долгожители…

Газета «Знамя Победы» отыскала меня по своим журналистским каналам. Моё имя, оказывается, уже муссировалось среди сотрудников армейской прессы. Осознание того, что где-то далеко у меня есть неизвестные доброжелатели, подливало топлива в тлеющий костерок тщеславия.

Письмо со штемпелем издательства вместо обратного адреса вызвало у обитателей гостиницы неподдельный интерес. Конверты с таким оформлением сюда не приходили. Мне не хотелось афишировать свою причастность к журналистике перед разудалой публикой, ревниво относящейся к успехам соплеменников и порождающей зависть, и я придумал версию, что консультировался у специалистов по вопросу оказания социальной помощи престарелым родителям.

Собственно, я был недалёк от истины. Мать с отцом и с младшим сыном навсегда оставили постылый барак на Урале, перебрались в родной Сталинград и испытывали острую потребность хоть в каком-то угле и прописке. Без жилья не было прописки, без прописки не было работы. Читай хоть спереди, хоть сзади, а получается замкнутый круг, разорвать который простому мещанину невозможно. Правда, мать со свойственной ей активностью нашла небольшую комнату на Красном Октябре и даже прописалась на правах дальней родственницы хозяйки, но площадь была ведомственной, и заводской адвокат из кожи лез, чтобы выгнать её на улицу. И начались судебные тяжбы, опустошающие и без того тощий кошелёк ответчика и выматывающие ему нервы.

Чтобы как-то свести концы с концами, отец нелегально устроился грузчиком на винный завод и был и сыт, и пьян и нос в табаке. Однако его постоянные приходы домой навеселе матери никак не нравились, и, несмотря на приличную зарплату, она заставила его уволиться.

Юра заканчивал учёбу в музыкальном училище по классу баяна и по совместительству устроился преподавателем в музыкальную школу на полставки. Какой ни на есть, а всё же денежка.

В промежутках между судебными разбирательствами мать приторговывала на местном базарчике жареными семечками и вяленой рыбой.

Отец стал разнорабочим в продуктовом магазине, но не ужился в коллективе. Как-то раз он застукал старшего продавца за разбавлением сметаны кефиром, и со свойственной ему прямотой высказал всё, что он о ней думает…

Вместо ответа на предложение сотрудничать я послал в редакцию зарисовку о майоре Агафонове, и когда её опубликовали, Иван Иванович проникся ко мне чувством отеческой признательности.

Дня через три меня, как автора, пригласили к Омельченко. Начальник политотдела высказал удовлетворение по поводу выхода в свет первого материала, но настоятельно рекомендовал впредь обговаривать с ним намеченные мной планы. Такая постановка вопроса меня не устраивала. Я понял, что наш идейный бог решил посадить меня под колпак, и что я буду плясать под его дудку. Однако я не стал высказывать свои догадки вслух, в принципе согласился с его доводами, но заметил, что журналистика – дело творческое, и не всегда удаётся совмещать желаемое с экспромтом. И потом иногда возникают темы, не терпящие отлагательства.

Не дразните гусей, господа! Да и есть ли в этом необходимость? Крикливая и агрессивная птица переорёт самых лучших ораторов. Не зря бытует мнение, что они спасли Рим.

То ли заявление о себе в прессе, то ли очередь подошла, но и месяца не прошло, как мне предложили небольшую комнатёнку в районе коттеджей, почти рядом с гарнизоном. Дом принадлежал инженеру эскадрильи капитану Титову – с одной стороны, и лётчику-штурману старшему лейтенанту Егорычеву – с другой. Как и другие, коттедж от пешеходной дорожки отделяла ажурная чугунная решётка с палисадничком, густо засаженным цветами, а на задах росло несколько фруктовых деревьев и кустарник – ягодник. На малюсеньких грядках, как напоминание о родине, женщины выращивали лук, петрушку, морковь и другую полезную для здоровья зелень.

Мне так надоело одиночество, что я тотчас согласился на заселение, отправил разрешение на выезд семьи и дал телеграмму Светлане, чтобы упаковывала вещи. Но прошло ещё долгих три недели, прежде чем мы увиделись.

Соседи встретили приезжих, как родных, живо интересовались новостями с родины, закидали вопросами, и готовы были поделиться всем необходимым для обустройства дома.

Ниже среднего роста, но спортивного телосложения инженер Титов в эскадрилье слыл своим человеком, которому ничего человеческое не чуждо. И работал, как вол, и выпить при случае был не дурак. Русские оцениваются, прежде всего, по этим параметрам.

Под стать мужику была и его вторая половина – крепко сбитая говорливая женщина лет тридцати пяти с красивым овальным лицом и чёрными, вразлёт, бровями. Когда Светка пожаловалась на головную боль, она уверенно успокоила:

– Ничего, живот на живот – всё заживёт!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза