Под небом Аргентины

— Ты права, донья Чола, — задумчиво произнесла Анхела, — надо поддерживать мужчин. Мой-то что-то сдавать начал. Вчера кто-то сказал ему, что если аргентинцы не перестанут упрямиться, то на работу будут принимать только гринго. Вот он и на попятный…

— Пусть только посмеет этот осел! — вскипела Чола. — Я поговорю с ним.

— Это мужское дело, Чола. Ты скажи дону Арнедо. Пусть он как мужчина… поспокойней.

— Я моих предупредила: изобью, глаза выцарапаю, вон выгоню, если слабости поддадутся.

— Но у тебя на фабрике только один парень. Ведь старик и младший сын в механической мастерской работают.

— Что из того?

— Ну-у… — Конча смутилась под строгим взглядом соседки. — Мне кажется… Поговаривают, всеобщая скоро кончится. Только на фабрике продлится, пока хозяева не уступят…

— Мои будут бастовать до тех пор, пока все не выйдут на работу. Что ж ты думаешь, раз они в мастерской работают, так уже и не рабочие? Тоже мне! Я даже Луизе не даю работать, хоть она и надомница. Только так мы победим!

— И я говорю: или все на работу или никто! Машины сами не могут работать…

В эту минуту к ним подошла невысокая, с энергичным лицом женщина.

— Как поживаешь, Цвета? — обрадованно встретила ее Чола. — . Пишет муж?

— Пишет, донья Чола. Устроился на работу, но и там к стачке готовятся. Велел передать дону Арнедо, чтобы крепко держаться.

— Зовет тебя к себе? — спросила Конча.

— А стачка? — опять взорвалась Чола. — Что важнее?

— Вот и он так пишет, — улыбнулась Цвета. — Забастовку выиграем, тогда и нашу жизнь будем устраивать.

— Умный у тебя муж, Цвета.

— Жаль, далеко Патагония, — вздохнула Цвета. — А то бы взяла сына и пешком пошла. День, два, пять бы дней шли, но дошли.

Конча вдруг насторожилась, взглянув на улицу.

— Не сидится собакам, — процедила она зло. — Ишь, напялили рабочие блузы, а сзади наганы торчат.

— Ой, у меня сынишка там! — испуганно воскликнула Цвета и бросилась на улицу. — Петр, Пешо, сейчас же иди сюда!

— Да постой ты! Чего испугалась?

Чола побежала вслед за Цветой. Анхела и Конча поспешили за ними. Несколько мальчишек гоняли на улице грязный тряпичный мяч. Двое-трое поменьше стояли у забора и увлеченно следили за игрой. К ним медленно приближались, разделившись на пары, четверо молодчиков. Синие рабочие блузы выглядели снятыми с витрины магазина. Цвета подбежала к забору и схватила сынишку.

— Чего раскудахталась эта наседка? — сказал громко один из переодетых молодчиков.

— Всю Аргентину загадили эти гринго, — процедил второй и грязно выругался. — Надо запретить им разговаривать на своих обезьяньих языках, мать их…

Он грубо толкнул одного из мальчиков и ударом ноги послал мяч по направлению к Цвете. Тяжелый, пропитанный грязью и водой, он просвистел над головой женщины и упал в чей-то двор.

— Ах ты гадина! Да если бы ты ее ударил, я бы тебе эту тряпку в рот запихнула!

Сжав кулаки, страшная в своей ярости, Чола медленно подходила к четверке.

— Убирайтесь отсюда, собаки!

— Чего надо ей, этой гринго? — презрительно спросил один из них.

— Ты меня смеешь называть гринго, мерзавец? мои деды жили здесь еще до Колумба. Это вы гринго, потому что вы бездельники, паразиты, продажные шкуры, убийцы!

— Эй, баба, придержи язык! Мы рабочие.

— Рабочие? Да вы за счет рабочей крови живете, звери! И только одно знаете — ножи да револьверы. Вы не аргентинцы! Убийцы не имеют родины. Убирайтесь отсюда! Тьфу!

И Чола шумно сплюнула. Анхела и Конча, стоя невдалеке, наблюдали за происходящим и не знали, что предпринять. Цвета, оставив сына в соседнем дворе, побежала за людьми. Вскоре из калиток стали выходить еще сонные непричесанные женщины. В окнах показались их мужья.

— Ладно, идем, — решил один из хулиганов. — Чего с ней говорить, с этой ведьмой!

— Тебя, паразита, ведьма родила! — ответила Чола, уже взяв себя в руки. — Убирайтесь подобру-поздорову. Жалко ваши новенькие "рабочие блузы" испачкать. Мы такие блузы всю жизнь стираем и гладим, но на вашей "рабочей" спине можем изорвать прямо с вашей шкурой. Собаки!

Соседи еще толковали о происшествии, когда к ним подошли две молодые женщины.

— Каким ветром тебя сюда несет, учительша? — спросила Чола уже с приветливым и улыбающимся лицом.

— Поговорить надо с тобой, донья Чола.

Ее спутница многозначительно взглянула на Чолу и тихо добавила:

— Позови еще двух-трех соседок поэнергичней.

Чола догадалась, что разговор будет особым. Она позвала Кончу, послала Анхелу за Цветой и повела всех в дом. В калитке с ней столкнулся муж.

— Куда это ты?

— Что случилось, Чола?

— Ничего, — она лукаво усмехнулась. — А ты возвращайся в постель, мне гостей вот надо угощать.

Молодая, опрятно одетая, подтянутая женщина, которую Чола назвала учительшей, заговорила сразу, едва переступив порог комнаты.

— Мы пришли поговорить с тобой об организации комиссии по сбору…

— Уж больно спешишь, учительша, — строго сказала Чола.

— Приходится. Нам надо обойти еще двадцать улиц, а ты ведь знаешь, каково сейчас ходить.

— Да, но…

Учительница засмеялась:

— Правда, Чола! Вот товарища прислали из профсоюза.

— А ты?

— А я от партии.