Под небом Аргентины

— Цвета, — уже другим, деловым тоном заговорил Чола, — обегай к Владу, спроси, прислали ли они учительшу и… как звать товарища?

— Ресистенсия.

— Хорошо Цвета, беги! А мы пока можем поговорить о чем-нибудь другом и попить мате.

Учительница улыбнулась, обменялась взглядом с подругой и сказала:

— Так и нужно, Чола: знаешь меня хорошо и все же проверяешь.

Чола поднесла пенящееся мате и прервала ее притворно сердитым тоном:

— Хватит тебе. Скажи лучше, что тебя заставило через заборы лазать?

— Откуда ты знаешь? — удивилась Ресистенсия.

— По улицам не очень-то пройдешь. Что, думаете, не понимаю? Ну выкладывай, учительша!

Молодая женщина отпила мате и заговорила:

— По всей Аргентине широко развернулась кампания помощи забастовщикам. Всеобщая стачка в ближайшие дни закончится, но продолжат бастовать рабочие, которые требуют разрешения основных вопросов В Берисо рабочие должны вести борьбу до победы.

— Так ведь есть же комитеты помощи при профсоюзах? — прервала ее Чола.

— Эти комитеты ведают целыми районами. Они не могут охватить все нужды непосредственно на местах, на отдельных улицах, в домах, в группах домов. Вот почему решено создать небольшие комиссии преимущественно из женщин. Мы лучше знаем положение в каждой отдельной семье. Ответственные за каждую из таких комиссий будут держать связь со мной или еще с кем, а мы в свою очередь будем держать связь с районной комиссией.

— Ясно. Хорошо придумано. А то до сих пор..

— На ошибках учимся, — заметила Ресистенсия. — Только ответственная за комиссию будет знать связную. И главное — нигде не болтать ни о каких комиссиях и комитетах.

Вошла запыхавшаяся Цвета, оглядела гостей и взяла мате.

— Все в порядке. А учительнице велено передать, что пошлют людей вперед.

— Так и надо было поступить, — сказала Чола своим мужским голосом. — Ох уж эти мужчины…

Учительница продолжала тихим, размеренным голосом:

— Особенно важная задача стоит перед женскими комиссиями сейчас, в первые дни стачки, до распределения помощи.

— Вот это правильно. В последний раз собаки подожгли грузовики с продуктами, арестовали людей, и помощь до нас не дошла.

— И это по-другому организуем, — вмешалась Ресистенсия. — Нужно сделать так, чтобы избежать перевозки продовольствия, а то мы сами волку в пасть лезем. А пока…

— Пока, — прервала ее учительница, — каждая комиссия возьмет на себя заботу о своем участке. Ни одного голодного ребенка, ни одного больного без врачебной помощи, ни одной семьи арестованного товарища без помощи — под таким лозунгом должны мы работать.

— А откуда же деньги?

— На первое время деньги придется найти вам, комиссии.

— Как? — не могла понять Конча.

— И правда, как? — задумчиво произнесла Чола.

— Вот как: на вашей улице примерно шестьдесят семейств. Сколько арестованных? Трое. Сколько уволенных? Четырнадцать. Значит, всего семнадцать семейств. Сколько из них нуждается в неотложной помощи?

Чола быстро подсчитала:

— Двенадцать семейств.

— Так неужели, дорогой товарищ, остальные сорок с лишним семей не могут помочь этим двенадцати перебиться несколько дней?

— Сейчас всякий свои гроши подальше хоронит, — проговорила Конча.

— Могут! — ответила, как отрезала, Чола. — Каждый будет тратить в день на двадцать сентово меньше, вот вам и решение вопроса. Сегодня же соберем деньги, да еще по целому песо с человека, так и знайте.

Учительница и ее подруга с улыбкой посмотрели на Чолу.

— А сейчас, Чола, назови нам своих людей.

— Вот они: Анхела, Конча и Цвета.

— Но они, может, не хотят, может, им не нравится такая работа.

— Э, пусть сами скажут.

— Хотим, конечно же, хотим! Как можно! — воскликнули женщины в один голос.

— Я же их знаю, учительша, — со счастливой улыбкой заключила донья Чола. — Я не подведу.

4

— Чего ты кланяешься этой бесплодной земле?

Красный от натуги, Иван выпрямился, оперся на мотыгу и улыбнулся приветливо.

— А что? Разве не к лицу мне, Стоян?

— Я не к тому. Ладони у вас, горожан, слишком мягкие.

— Неужели? Ты уже забыл, как редиску мою похваливал? Те же "мягкие" ладони ее растили.

— Не время сейчас для такой работы. Завари-ка лучше мате и давай поговорим.

— Погоди, дай вскопать эту грядку. От дождей земля рыхлая стала и режется, как мамалыга.

— Потом покопаешься. Иди, иди.

Иван оставил мотыгу и неохотно пошел к дому.

Когда минут через десять он вернулся с чайником, ему представилось удивительное зрелище. Неуклюжий Стоян быстро и ловко орудовал мотыгой, отбрасывая в сторону влажные комья земли. На лбу блестели крупные капли пота. А грядка уже почти вся была вскопана.

— А ты что кланяешься этой бесплодной земле? Стоян выпрямился и виновато улыбнулся:

— Да вот, решил помочь тебе.

— Тянет тебя к землице, знаю. Меня не проведешь.

Друзья уселись на пустые ящики и принялись молча посасывать мате. Стоян задумчиво оглядел небольшой двор и спросил:

— Это ты цветы посадил?

— Нравятся? — с гордостью спросил в свою очередь Иван. — Посмотри на герань. Высоко поднялась — с метр будет. А сколько видов я развел!

— Хороша! А на этой грядке что думаешь сажать? Редиску?

— Нет, зеленого чесноку захотелось, брат.