Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

И онъ направился къ двери. А я, оселъ этакій, не могъ дольше сдерживать себя и спросилъ:

— Не найдется ли у васъ работы для меня попозже, весною?

— Право, не знаю, мы посмотримъ. Я… Это будетъ зависть… Но если вы будете въ этихъ краяхъ… Я что вы собираетесь длать съ вашей машиной?

— Если бы вы разршили оставить ее пока здсь…

— Само собою разумется.

Когда капитанъ ушелъ, я опустился на кровать. Итакъ, все кончено! И слава Богу! Теперь девять часовъ, она встала, она ходитъ въ томъ дом, который я вижу изъ этого окна. Надо будетъ поскоре убраться отсюда.

Я вытащилъ свой мшокъ и началъ укладывать въ него свои вещи. Потомъ я натянулъ поверхъ блузы свою мокрую куртку и былъ готовъ. Однако, я снова опустился на кровать.

Вошла Эмма и сказала:

— Милости просимъ завтракать!

Къ моему ужасу она держала на рук мое одяло.

— Барыня просила узнать, не твое ли это одяло.

— Мое? Нтъ. Я уложилъ свое одяло въ мшокъ.

Эмма ушла съ одяломъ.

Конечно, я не могъ признать одяла. Чтобы ему провалиться, этому одялу!… Не пойти ли мн завтракать? Я могъ бы заодно поблагодарить и проститься. Въ этомъ не было бы ничего страннаго.

Снова вошла Эмма съ аккуратно сложеннымъ одяломъ въ рукахъ. Она положила его на перекладину и сказала:

— Если ты не придешь сейчасъ, то кофе остынетъ.

— Зачмъ принесла ты сюда это одяло?

— Барыня велла мн оставить его здсь.

— Можетъ быть, это одяло Фалькенберга. — пробормоталъ я.

Эмма спросила:

— Такъ ты уходишь теперь?

— Да. Разъ ты не хочешь меня знать, то…

— Ишь ты? — сказала Эмма, сверкнувъ глазами.

Я пошелъ за Эммой на кухню. Въ то время, какъ я сидлъ за столомъ, я увидлъ въ окно капитана, который шелъ въ лсъ. Я обрадовался, что онъ ушелъ; быть можетъ, барыня выйдетъ теперь на кухню.

Я полъ и всталъ изъ-за стола. Уйти мн, не попрощавшись съ ней? Конечно! Я прощаюсь со служанками и говорю нсколько словъ каждой изъ нихъ.

— Я хотлъ бы также попрощаться и съ барыней, но…

— Барыня у себя, я пойду…

Эмма пошла въ комнаты и черезъ мгновеніе возвратилась.

— У барыни болитъ голова, и она легла на диванъ. Но она просила кланяться.

— Добро пожаловать опять! — сказали вс двушки, когда я уходилъ.

Я взялъ подъ мышку мшокъ и ушелъ со двора. Но вдругъ я вспомнилъ, что Фалькенбергъ, быть можетъ, будетъ искать топоръ, который я спряталъ въ лсу, и не найдетъ его. Я возвратился на дворъ, постучалъ въ окно кухни и сказалъ про топоръ.

Шагая по дорог, я обернулся раза два и посмотрлъ на окна дома. Вскор дома скрылись изъ виду.

XXVI

Я пробродилъ вокругъ Эвербё весь день, заходилъ въ нсколько дворовъ и спрашивалъ работы. Я бродилъ, какъ неспокойный духъ, безъ цли, безъ смысла. Погода была холодная и сырая, и только безостановочная ходьба согрвала меня нсколько.

Подъ вечеръ я пробрался въ лсъ капитана, гд я работалъ. Я не слышалъ ударовъ топора, значитъ, Фалькенбергъ уже ушелъ домой. Я нашелъ деревья, которыя я срубилъ ночью, и расхохотился надъ безобразными пнями которыми я украсилъ лсъ. Фалькенбергъ, конечно, замтилъ эту варварскую работу и поломалъ себ голову надъ тмъ, кто произвелъ это опустошеніе въ лсу. Чего добраго, Фалькенбергъ подумалъ, что это дло лшаго, а потому онъ и удралъ домой, пока еще было свтло. Ха-ха-ха!

Моя веселость была не особенно хорошаго свойства; она была послдствіемъ лихорадки и слабости, которая осталась посл лихорадки. Да и веселость моя вскор перешла въ грусть. Здсь, въ этомъ мст, она стояла однажды со своей подругой; он пришли къ намъ въ лсъ и разговаривали съ нами.

Когда стало довольно темно, я направился къ усадьб. Не переночевать ли мн еще сегодня на чердак? Завтра, когда у нея пройдетъ головная боль, она, быть можетъ, выйдетъ ко мн. Я шелъ до тхъ поръ, пока не увидалъ свтъ въ окнахъ; потомъ я повернулъ назадъ. Пожалуй, еще слишкомъ рано.

Проходитъ нкоторое время, мн кажется, что прошло два часа; я почередно хожу и сижу, потомъ я снова направляюсь къ усадьб. Собственно говоря, я отлично могъ бы пойти на чердакъ и переночевать тамъ, посмлъ бы только этотъ несчастный Фалькенбергъ хоть пикнутъ! Нтъ, теперь я знаю, что я сдлаю: я спрячу свой мшокъ въ лсу, а потомъ пойду на чердакъ и притворюсь, какъ если бы я тамъ забылъ что-нибудь.

Я снова возвращаюсь въ лсъ.

Но едва я успваю спрятать мшокъ, какъ для меня становится яснымъ, что мн нтъ никакого дла ни до Фалькенберга, ни до чердака, ни до постели. Я оселъ и дуракъ, и меня ничуть не занимаетъ вопросъ о ночлег, я хочу видть только одного человка и затмъ покинуть дворъ и вс эти мста и деревню. — Милостивый государь, — обращаюсь я къ самому себ, - не вы ли искали тихой жизни и здравыхъ людей, чтобы обрсти душевный миръ?

Я снова вытаскиваю свой мшокъ, взваливаю его себ на спину и въ третій разъ направляюсь къ усадьб. Я длаю крюкъ, чтобы обойти людскую, и подхожу къ главному зданію съ южной стороны. Въ комнатахъ свтъ.