Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

— Здравствуйте! — отвтила она и подошла ко мн своей плавной походкой. Потомъ она спросила меня очень тихо:- Я хотла посмотрть вчера вечеромъ, куда васъ помстили, но мн не удалось уйти. Впрочемъ, конечно, я могла уйти, но… Вдь, вы не на чердак спали?

Послднія слова я слушалъ, какъ во сн, и не былъ въ состояніи отвчать.

— Почему вы молчите?

— Вы спросили, спалъ ли я на чердак? Да.

— Въ самомъ дл? И вамъ не было тамъ очень дурно спать?

— Нтъ.

— Ну да, да, да… Мы отправимся домой попозже, днемъ.

Она повернулась и ушла, и при этомъ лицо ея пылало до самыхъ корней волосъ…

Ко мн подошелъ Харольдъ и попросилъ сдлать ему змя.

— Хорошо, я сдлаю теб змя, — отвтилъ я, не выходя изъ своего растеряннаго состоянія, — я сдлаю теб громаднаго змя, который будетъ взлетать до самыхъ облаковъ. Вотъ увидишь, что я сдлаю теб такого змя.

Мы проработали съ Харольдомъ часа два надъ змемъ. Харольдъ былъ славный мальчикъ и искренно увлекся сооруженіемъ змя, а что касается до меня, то я думалъ о чемъ угодно, только не о зм. Мы устроили хвостъ въ нсколько метровъ длины, клеили и крутили бечевки; раза два къ намъ приходила фрёкенъ Елизавета и смотрла на нашу работу. Она была такая же милая и живая, какъ всегда, но она для меня больше не существовала, и мысли мои были заняты не ею.

Черезъ нсколько времени за мной прислали и велли закладывать лошадей. Я долженъ былъ бы послушаться этого приказанія, потому что путь предстоялъ длинный, но я послалъ Харольда попросить полчаса отсрочки. И мы продолжали работать до тхъ поръ, пока змй не былъ готовъ, на слдующій день, когда клей высохнетъ, думалъ я, Харольдъ пуститъ его по втру и будетъ слдить за его полетомъ, устремивъ взоръ въ безпредльное пространство, и будетъ чувствовать въ своей душ то же смутное волненіе, какимъ теперь переполнена моя душа.

Лошади поданы.

Барыня выходитъ на крыльцо; ее провожаетъ вся семья священника.

Священникъ и его жена узнаютъ меня, отвчаютъ на мой поклонъ и говорятъ мн нсколько словъ, но я не услыхалъ отъ нихъ ничего такого, изъ чего я бы могъ заключить, что они хотятъ нанять меня въ работники. Голубоглазая жена священника стояла и смотрла на меня своимъ косымъ взглядомъ.

Фрёкенъ Елизавета принесла корзинку съ провизіей и усадила свою подругу въ карету.

— Ты такъ и не хочешь ничего больше надть на себя? — спросила она на прощаніе.

— Нтъ, спасибо, я достаточно тепло одта. Прощай, прощай!

— Будьте сегодня такимъ же хорошимъ кучеромъ, какимъ вы были вчера, — сказала барышня, кивая мн головой.

Мы отправились въ путь.

Было холодно и сыро, и я сейчасъ же увидалъ, что барыня была недостаточно тепло укутана, и что ей было холодно въ ея одял.

Мы демъ часъ за часомъ. У меня нтъ варежекъ, и мои руки коченютъ и не чувствуютъ возжей, но лошади, которыя понимаютъ, что скоро будутъ дома, бгутъ бодро безъ всякаго поощренія.

Когда мы поравнялись съ одной избушкой, стоявшей немного въ сторон отъ дороги, барыня постучала мн въ окно кареты и сказала, что пора обдать. Она вышла изъ кареты совсмъ блдная отъ холода.

— Мы войдемъ въ эту избу и закусимъ, — сказала она. — Идите также туда, когда вы устроите лошадей, и возьмите съ собой корзинку.

И она стала подниматься на пригорокъ, гд находилась изба.

— Она, вроятно, хочетъ закусывать въ изб, потому что на двор холодно, — подумалъ я. — Вдь не можетъ же быть, чтобы она боялась меня…

Я привязалъ лошадей и задалъ имъ корму. Такъ какъ погода хмурилась и можно было ожидать дождя, то я покрылъ ихъ клеенкой. Потомъ я похлопалъ ихъ и пошелъ съ корзинкой въ избу.

Въ изб стояла старая женщина, которая сказала:

— Милости просимъ, входите, входите!

И затмъ спокойно продолжала варить свой кофе. Барыня выложила изъ корзины провизію и сказала, не глядя на меня:

— Можно вамъ предложить и сегодня чего-нибудь?

— Да. Очень вамъ благодаренъ.

Мы димъ въ глубокомъ молчаніи. Я сижу на маленькой скамейк возл двери, а тарелка стоитъ рядомъ со мной на самомъ кончик скамейки. Барыня сидитъ у стола и почти все время смотритъ на дворъ; она, повидимому, не въ состояніи проглотить ни одного куска. Отъ времени до времени она перекидывается съ женщиной нсколькими словами, отъ времени до времени она бросаетъ взглядъ на мою тарелку, чтобы убдиться, что она не пуста. Избушка такъ мала, что между окномъ и мною не боле двухъ шаговъ, такъ что мы съ ней сидимъ все равно какъ бы рядомъ.

Когда кофе былъ готовъ, то оказалось, что на скамейк не нашлось больше мста для моей чашки, а потому мн пришлось держать ее въ рукахъ. Тогда барыня повернулась ко мн всмъ лицомъ и сказала съ опущенными глазами:

— Здсь есть мсто.

Мое сердце сильно забилось, и я пробормоталъ:

— Благодарю васъ, мн здсь отлично… Я предпочитаю…

Было ясно, что она волновалась, что она боялась меня, боялась, что я скажу что-нибудь, сдлаю что-нибудь. Она снова отвернула свое лицо, но я видлъ, какъ тяжело дышала ея грудь. — Успокойся же! — говорилъ я мысленно;- съ моихъ несчастныхъ губъ не сорвется ни единаго слова!