Под парусом

На четвертой версте от Севастополя отходит дорога, ведущая к Юрьевскому монастырю… На шестой версте у шоссе — французское кладбище, где похоронены французские офицеры и солдаты в 1854–1855 годах. Дальше — дача "Альфа", служившая штаб-квартирой французам во время осады Севастополя в 1854 году…

Потом шоссе пересекает Кучук-Мускумскую долину, а оттуда делает прыжок в красивую Байдарскую долину, которая тянется на шестнадцать верст в длину и на восемь — десять верст в ширину… В долине село Байдары, откуда четыре версты до знаменитых Байдарских ворот, сооруженных в 1848 году на высоте двухсот сорока трех сажен над уровнем моря.

Перевал…

Дальше дорога вниз! На Южный берег Крыма!

Разумеется, у Байдарских ворот отдых. Есть здесь нечто вроде "ресторации", где вам дадут пообедать, если захотите. Если захотите, стало быть, дадут, а когда дадут, так уж не захотите! Но это к географии и этнографии не относится!..

Хотите — обедайте, не хотите — не обедайте, все равно за Байдарскими воротами море!

Выезжаете из Байдар — и сразу:

— Ах!

И ваша соседка справа — "ах!", и ваш сосед слева — "ах!", и соседи спереди — "ах!", и соседи сзади — "ах!", и вы сами — "ах!"…

Только шофер не "ах", а косо на помощника:

— Внимание!

Столбовая дорога завертелась… Белым ужом под высокими скалами изогнулась, переплелась петлями, узлами, восьмерками… То тут, то там покажет спину, и снова куда-то под скалу, за скалу, под обрыв, за обрыв, падает вниз, карабкается вверх.

Проехали немного — и конец… Дальше бездна… А она вильнула влево и пошла дальше… И снова нету… Бездна. А она вильнула вправо, пробежала десять саженей — и снова за скалу и снова за каменную стену…

А внизу — море! Сколько видит глаз — море!.. В чадре из тумана, только у берега серебром переливается… И манит неведомым и страшит необъятностью своей…

Черное море… Синее море… Понтийское море…

Черное море красные берега омывает… И они не чернеют…

А над ним, к нему сбегая, в него окунаясь, прильнули к берегу: Тесели, Форос, Мшатка, Ай-Юры, Мелас, Лимнеиз, Мухалатка, Кастрополь, Кикинеиз…

И дальше… Симеиз, Алупка, Мисхор, Гаспра, Ай-Тодор, Ласточкино гнездо, Ореанда, Ливадия, Ялта…

Море их моет, а сверху их яйла обнимает… Обнимает могучими объятиями вековечных скал…

И гордо закинул над ними свою зубчатую голову Ай-Петри…

Всесоюзная здравница…

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

1924

Перевод А. и З. Островских.

"Природа и люди"

Нет, не "природа и люди", а скорее наоборот — "люди и природа"…

Как, значит, люди на крымскую природу едут, и как эта самая крымская природа на тех людей воздействует, и что из этого воздействия природного проистекает…

* * *

Еще в Севастополе, на вокзале…

— Ох! Устал, знаете, до чертиков!.. Голова — ну никуда. Хоть выкинь! И, знаете, "верхушки"… и выдох, и звук тупой! Температура начала еще последние месяцы подниматься! Сдал, что называется, вовсе! Работоспособность упала… Едва-едва дотянул до мая… Комиссия прямо сказала:

— Поезжайте! И чем скорей поедете, тем лучше! Поедете, говорят, подышите крымским воздухом, отдохнете, поправитесь!..

— А я думаю, что вряд ли мне уже поправиться. Сил — ни вот столечки! Да и не диво: семь лет революции как в котле кипел… А теперь и комиссии, и подкомиссии, и совещания… Чего только не тянешь?! Как ты его тянешь — и сам не знаешь! Инерция, должно быть! Да вы поглядите на меня: разве в двадцать шесть лет таким человек бывает? Да я уже старик! Вот еду и не верю, что выйдет из этого что-нибудь… Просто еду, чтоб потом не жалеть, что не воспользовался возможностью побывать в Крыму. Приеду, лягу и пролежу все два месяца… Ни ногой, ни рукой… Просто лежать буду… За семь лет отлежусь! Как бы это в такую санаторию попасть, чтоб поменьше суетни, чтоб без шума, без гама… Только лежать, дышать, отдыхать… А главное — лежать, лежать… Долго нам еще ехать?! Хоть бы поскорей! Ой, лежать! А вы тоже — на отдых? Легкие?

— Нет. Командировка. Надо поглядеть, как там народ трудовой поправляется…

— Не больны, значит! Вот счастливый! А я — лежать! Только лежать! Поправиться, кто его знает, поправлюсь ли, а отлежусь так уж отлежусь!

И вглядываешься в его усталые глаза, такие грустные-грустные, и в серое лицо вглядываешься: бледное-бледное, прямо землистое, и синеватые губы, и круги под глазами, и вялые руки, и слабый голос. Спутанные, потные волосы… И безразличие, безразличие…

"Да-а… — думаешь, — потрепало человека… Резолюция не танец… Она как возьмет в свои боевые руки, так только держись…"

* * *

Уже в санатории. Через неделю…

— Здравствуйте!

— Здравствуйте!

Бритая голова, бритая борода, белый костюм, на голове тюбетейка, сандалии на ногах, на лице уже какие-то краски, легкий загар, в глазах блеск и чертики… Крымская тросточка, и тросточка эта в руке вывертом, вывертом…

— Ну что? Как? Лежите?

— Да, полеживаю понемногу. Да чего, собственно, лежать? Здесь и походить неплохо… Му-гу-гу! "Ха-ра-шо жить на востоке-е-е!.."

— Распеваете?

— Почему ж и не попеть? А вы как?

— Да ничего. Хожу, присматриваюсь понемножку!