Под солнцем и богом

– О чем речь – «Мюнхен-Йоханнесбург»?

– Именно.

– Вы кого-то взяли в заложники?

– Мой заложник – на пленке фотоаппарата…

– И он – снежный человек, летевший в багажном отделении без билета? Или клетка от него?

– Почти угадали, хм…

– Выкладывайте.

– Господин Айзенкрот, с чего бы начать?… Ах, да! В молодости я увлекался альпинизмом, в моем послужном списке несколько семитысячников. Как правило, альпинисты к прочим стихиям равнодушны, но не всегда…

– Харви, перебью вас, вам понадобился компаньон для покорения Эвереста? Или, быть может, спонсор – профинансировать экспедицию? Разочарую: после пробуксовки на Кавказе немцев в горы не затащишь и не только в горы…

– Чуточку терпения, господин Айзенкрот… Меня давно подмывало совершить марш-бросок по пустыне, хотелось адреналина с песчаной пудрой на зубах… Льдом и снегом, можно сказать, пресытился… В последние годы тянет на солнышко, возраст сказывается… Так вот, не далее, как вчера, мечту удалось реализовать. Запасшись водой и даже провизией, я с водителем пересек на джипе границу между Чадом и Ливией. Обнаружив удобный рельеф, углубился в Сахару. Отъехали не более двух километров, когда Мишель, будто без всяких причин, остановившись, спешился. Повернувшись, вижу: водитель присел и, зажимая ноздри, рассматривает что-то. Подхожу. Из песка торчат человеческие руки, они заломлены за спину и связаны в кистях проводом. Судя по внешним признакам, смерть наступила не более двух суток назад. Состояние тела – крайняя дистрофия. И не вызывало сомнений: покойный – европеец. Пытаюсь вникнуть: зачем понадобилось такого доходягу вязать? Разве что уморить голодом? Присматриваюсь: сонная артерия перерезана. Все еще ничего не понимаю. Из-под жертвы выглядывает край какой-то дерюги, вытаскиваю: вся в запекшейся крови. Хотел было отбросить, но замечаю припыленные буквы. Оттираю – «Люфтганза». Обыскиваю одежду усопшего и во внутреннем кармане пиджака нахожу деформированный паспорт, словно вымочен в воде. Фотография, надписи, печати – все размыто. С трудом разобрал первые буквы имени – Гельм… и год рождения – 1942. Но немецкий орел и Bundesrepublik Deutschland на титульной обложке очевидны. Там же, в паспорте, обнаруживаю посадочный талон. Число не разглядел, зато почти полностью прочитывается – Йоханнесбург. Освобождаю запястья от проводов, изучаю. Производитель – американская фирма.

Если думаете, что упомянутые признаки размели последние сомнения в том, что покойный – пассажир разбившегося в Сахаре «Боинга», вы глубоко ошибаетесь.

– И? – Айзенкрот невольно вздрогнул от собственного голоса. Мгновением ранее ему казалось: дара речи, по крайней мере на ближайший час, он лишился.

– Понимаете, как и вся журналистская братия, я пристально следил за развитием событий вокруг катастрофы, особенно после обнаружения самолета и трупов нескольких пассажиров, выбравшихся из хвоста. Те пережили катастрофу, но из-за серьезных травм без врачебной помощи через день-два скончались.

Я смотрел на паспорт покойного и не то чтобы не верил редкой профессиональной удаче, отказывался воспринимать случившееся вообще. Был бы на моем месте иной журналист, кинулся бы к ближайшему телефону. Я же впал в настоящий ступор. Пусть окрашенные чудовищной трагедией факты и были налицо, мой мозг, профессионала, познавшего законы выживания на себе и полжизни изучавшего накопленный в этой сфере опыт, осязаемое не принимал: преодолеть более двух сотен километров по огнедышащей пустыне без воды и пищи невозможно. Даже полностью экипированным и натренированным туристам – тяжелейшее испытание.

Да, мне было известно, что редкие оазисы в том квадрате имеются, но зона совершенно нежилая, стало быть, еду не раздобыть. Перед глазами, конечно, зиял надрез на сонной артерии усопшего, но… до него – как бы это доступнее – нужно было утилитарно доползти, не окочурившись в самом начале пути. То есть, иными словами, из схемы выпадали две сотни километров – они будто исчезли во времени и пространстве.

Конрад Айзенкрот нагнулся к селектору и переключил прием на громкую связь.

– Какой надрез? – перебил главный редактор.

– Вы что, прослушали? – смутился Ачерсон.

– Более чем внимательно… – вздохнул Айзенкрот. – Хорошо, что не знаете немецкого. Иначе посчитал бы вас психопатом и разъединился бы давно. Но в одном ваша заслуга несомненна: я избавился от вредной привычки ерничать, по-моему, надолго. Вместе с тем, приблизительно с середины ваших полевых заметок, отказываюсь что-либо понимать. Удивляться здесь нечему: в горы не ходил и в почитателях псевдонауки бессмертия не числюсь. Полагаюсь больше на Всевышнего… Все же вернемся к надрезу. Н-да, судьба: дважды вернуться с того света и в конце концов наложить на себя руки. Вы это называете следом выживших?