Под солнцем и богом

– Господин Айзенкрот, самоубийство здесь ни при чем. Вы, похоже, не обратили внимание: руки жертвы были связаны за спиной. Ногами сонную артерию не перерезать, равно как и не связать себе руки в таком положении. Для мало-мальски сведущего тут совершенно очевидно: к той точке, где я обнаружил труп, добрались, как минимум, двое. Тот, кто оказался сильнее, высосал у несчастного кровь, заправившись бесценными калориями. Причем сделал это прижизненно – для кровяного напора сердце должно работать. Теперь, надеюсь, понимаете, для чего закручивались руки?

– Дальше.

– Это «дальше» и есть предмет моего звонка, а вернее, интереса, самого что ни на есть меркантильного…

«Люди все одинаковы, включая рвущихся ввысь. Знают, что исход неизбежен, но в могилу предпочитают лечь с золотым ледорубом», – чертыхнулся про себя Айзенкрот.

– По всему выходит, что, как минимум, один из пассажиров рейса выжил, – продолжил Ачерсон после красноречивой паузы. – В километре от упомянутого места – оазис, а еще в нескольких – крохотная чадская деревушка. За ней жилая, хоть и малонаселенная зона. И сей пассажир, поверьте мне, не то что необычный, а обладающий особыми, присущими лишь узкому кругу профессионалов навыками.

– Харви, большой поклон за интерес, проявленный к «Зюддойче цайтунг», равно как и за сведения, подлинность которых сугубо на вашей совести. Так сказать, отдавая должное памяти жертв… Стало быть, приняв на веру ваш сногсшибательный репортаж, осталось дожидаться, пока великомученик объявится. Ну и, как говорится, из первых уст… Не сложно предположить, что произойдет это совсем скоро. И то, что в самолете летели лишь трое граждан ЮАР, говорит: странник на 99 % немец. Следовательно, обречен обратиться в ближайшее представительство ФРГ. Мы же об эксклюзиве позаботимся…

– Ах, вот вы о чем, господин главный редактор! Простите за скабрезность – рассмешили. Администраторская текучка, весьма похоже, отбила у вас журналистский нюх. Тьфу, неточно – ощущение социального пространства, как такового.

– С манерами у вас не густо, коллега, – отчитал Конрад Айзенкрот.

– Манеры к черту! – выругался Ачерсон. – Лучше выслушайте до конца… Прибыв домой, я за час-другой изучил все помещенные в открытой прессе материалы об аварии. Даже предварительный осмотр останков показал их некомплект списку пассажиров. Пока все списывается на халатность или даже прямой саботаж Джамахирии[61], но только пока… Кроме того, единственный допущенный на место крушения немецкий эксперт обнаружил несколько поразительных фактов: вырванные из-под обшивки самолета провода – раненным это было явно не под силу – и опустошенный отсек питания, откуда вымели даже пищевые отходы. По графику полета, технологическая цепочка завтрака цикл свой завершила, гораздо раньше падения. Эти факты почему-то тоже отнесли на счет банального воровства и нерадивости ливийцев. Но… узнай о них наш пока анонимный покоритель Сахары, то явиться под юпитеры масс-медиа, в лучшем случае, повременит. По моему же прогнозу, не станет этого делать вообще и, скорее всего, сменит личность.

– Почему? – в голосе Айзенкрота мелькнул испуг незадачливого врунишки, пойманного на горячем.

– Потому что наш Хейердал пустыни, с точки зрения прикладной юриспруденции, обычный убийца. И запредельные обстоятельства происшествия вины с него не снимают, не служат даже смягчающим обстоятельством! Для общего развития поясню: даже во впавшей в правовой маразм Советской России тридцатых каратели расстреливали каждого, кого уличали в каннибализме. При этом целые графства вымирали от искусственно вызванного голода, задуманного как агитационный проект по вступлению фермеров в колхозы. Кроме того, как видится, обсуждаемая персона – человек явно не публичный и, не исключено, действующий или вышедший в отставку soldier of fortune[62], благодаря спецнавыкам и выживший в этом аду. Кстати, отсутствие питьевых и пищевых припасов в хвостовом отсеке, о чем я вычитал по прибытии домой, мне почти все разъяснило, окончательно убедив: обнаруженная жертва не химера и не задуманная кем-то мистификация. Взорви вы такую бомбу – тираж ближайших номеров «Зюддойче цайтунг» вырастет вдвое. И барыши по рекламе соответственно…

– И во сколько вы оценили свой скуп? – прервал борзописца Айзенкрот.

– Сто тысяч.

– Деноминация?

– Марки.

– Ха-ха-ха! – Газетный воротила смеялся долго и от души. Порывался нечто сказать, но не выходило. Наконец, зажав носоглотку платком, погасил взрыв гомерического хохота.

– Харви, теперь вы меня рассмешили. Надо же, слезы ручьем… – Айзенкрот попытался высморкаться, но, продолжая содрогаться, убрал платок.

– Задержитесь с «да», поменяю деноминацию на фунты. Откажетесь – обращусь в «Ди Вельт»[63]. Убежден, с кругозором у них полный ажур. – Своей невозмутимостью Ачерсон напрашивался на комплимент.