Под солнцем и богом

Генерал, напротив, о ляпе подельника и не думал. Понимая, что с Богдановым они с минуты на минуту распрощаются, силился вспомнить: для чего еще, помимо главной задачи – невзначай выведать о подробностях операции «Курьер» в случае, если Куницын в свое время с казначеем поделился – того пригласил. Тужился, однако, недолго:

– Дима, скажи мне, если бандероль так или иначе окажется у Калмановича, и он вложит ее в банк, будь то счет или ячейка, каковы перспективы поиметь зеленые обратно?

– Такие же, как и у грабителя, вознамерившегося взломать Федеральную резервную систему[80], – тотчас откликнулся начфин, и глазом не моргнув. – Тебе не хуже моего известно. Не совсем понимаю вопрос.

– Известно то известно, только от этого не легче… Неужели ни зацепки?

Богданов потянулся к рюмке, лихо закинул жидкость в гортань, крякнул и заговорил, борясь со спазмом:

– Тайна банковского вклада – на Западе священная корова… Суд, полиция и прокуратура, хоть и подспудно объединены по отраслевому признаку, все же у них независимы… Без соответствующего судебного постановления банк не выдаст ни гроша, потрать хоть миллион на адвокатов и прочие издержки. В первооснове же – иск по возмещению материального ущерба, а при нарушении уголовного права – жалоба в полицию. Интересно, в лице кого в той тяжбе выступим? Партнеров, патронов? И идентифицируем себя как – корочками КГБ? Можно, конечно, через подставное лицо адвоката нанять, снабдив добротной легендой. Но стоит Шабтаю лишь намекнуть об истинных заказчиках тяжбы, как поверенный драпанет что есть мочи, прежде вернув нам гонорар.

Теперь о стране юрисдикции. Ответчик – коммивояжер-израильтянин, курсирующий между Ботсваной, Израилем и ЮАР. Пользуясь лазейками подсудности, судебные системы пустятся во все тяжкие, дабы отфутболить иск от себя подальше, обмахиваясь географическим атласом, словно опахалом. Страны-то жаркие, все как на подбор… Но одного, Рем, понять не могу. Облава зачем? Вразрез с первоначальным планом – практически ничего! Сместились только сроки на три недели да и только, задержавшись на полустанке жэ-дэ ветки под именем «Ад». По-видимому, комплект там, мы не сгодились! Снарядил бы еще одну группу парню дорогу стелить! Не уловил я пока, чем первая занята: преследует или прикрывает?

– Довольно! Впрямь книжный червь! С неистребимой жилкой авантюриста в придачу! Угораздило… – Остроухов выплеснул из себя желчь, давившую под кадык. Но, освобождаясь, вдруг засомневался, не поторопился ли. – Не знаешь ты, Дима, многого… Вот и стрекочешь, как студент на коллоквиуме. Карнавалы, коммивояжеры, корочки… На землю тебе пора, а не бабам и ученым книжкам под юбку заглядывать. Жизнь – она другая! Осмотрись, прислушайся! Что услышишь? Виолончель? Нет, брат? Хруст костей! И слюны – полные реки. Текут глотки троглодитов – не дождутся олухов-прожектеров сожрать!

Богданов поморщился – то ли на пафос, примитивно зоологический, то ли и на «хруст костей», в итоге им расслышанный…

– Ладно, Рем, чего я там не знаю? – Казначей продолжал кривиться, протирая набухшие веки.

– Того, что Калманович тягу дал!

– Собственно… а что ему оставалось? – скорее обращаясь к самому себе, нежели к коллегам, чуть погодя отозвался Богданов. – Компенсации от «Люфтганзы» дожидаться? По существующим нормам: двадцать долларов за килограмм, ручная кладь не в счет. В ней, по-моему, гонец передачу вез… Докажи он с Эрвином родство, еще тысчонка перепадет. На носовые платки – в самый раз. Ему, похоронившему мечту, их еще менять и менять… Но, думаю, не тот он хлопец: похоже, новых партнеров ищет. Знаю эту породу… Такие, как Шабтай, не останавливаются. Кстати, а как давно?

– Что давно? – напомнил о себе Кривошапко.

– Как давно исчез? – уточнил казначей.

Остроухов напустил на себя многозначительный вид, давая знать: довольствуйся тем, что услышал. Самоустранился и Кривошапко, отправившись в туалет.

Уходя, опер странно повел плечом, будто трусливо, но скорее, невнятно как-то. Тут казначея прошибло с головы до пят. Он вновь вспомнил, как на летучке, созванной по следам крушения «Боинга», на его запрос «Какие инструкции Шабтаю?» Куницын черкнул пару слов и, показав Главному, скормил их коллективный труд бумагорезке.

– Боюсь, Рем, прозрачно все, – не дождавшись ответа, заговорил Богданов. – Как душою не противился, но, встречаясь в Берлине с Шабтаем, твоего плана держался. Мы зря его стращали, я возражал, если помнишь. Тот маскарад, по сути, апродуктивен. Арест на КПП «Чарли», недвусмысленные угрозы, озвученные с твоих слов… Говорил не раз: бизнес и угрозы – несовместимы. Партнеры, подрядчики, персонал – в здоровом образовании другого не дано. Силою одни лагеря строят. Почти не сомневаюсь: наше уравнение Калманович вычислил, понял, кто кукловод. Ищи теперь ветра в поле! А может, и не нырнул, пристроили куда подальше?… А, товарищ генерал?

– Откуда забота эта, полковник? Не спроста… – Остроухов, закрыв руками нижнюю половину лица, уставился на казначея, как прожектор.