Под солнцем и богом

– Рем, повторяться не в моих правилах, хоть я и гуманитарий. Тем не менее поясню еще раз: я жить и работать хочу! К превеликому сожалению, на родине не вышло. Чтобы обрести соответствующее моему уровню и чаяниям занятие, в свое время залез в шпионское дерьмо, за отсутствием выбора. Не понимал: вирусология, чем мы занимаемся, поприще для самоубийц. Рано или поздно сам подцепишь, заразишься. Рем, мы с тобой смертельно больны, ботсванский проект – единственное противоядие! Перебирать здесь нечего, инкубационный период – в прошлом! Промедлим – закопают в братской могиле или скопытимся от инфаркта, видя, как последние ценности рушатся. Отмыкал свое, хватит! Подытожу… – Богданов резко приземлил руки на стол. – Хочешь, воспринимай как угрозу, а хочешь, как информацию к размышлению. Без меня вам два «лимона» в оборот не вернуть, остановите вы Эрвина с передачей или нет!

Оберопер объявился столь же внезапно, как и бесшумно. Навис над столом, опираясь о спинку стула. Кривошапко ухватил один ультиматум, но большего ему и не нужно было. Все яснее ясного, куда уж более.

Казалось, Остроухов внимательно слушает. Но кого? В комнате-то ни звука! Должно быть, самого себя…

Никакой психастении за ним прежде не замечалось, но это на коне когда… Со дня ливийской катастрофы его подменяла тень, лишь изредка напоминавшая о былом величии. За ней метался, тужился обычный, во многом неприметный человек. В скоплении люду – не обратишь внимания.

Богданов сник и, как его некогда несгибаемый патрон, артефакт былого величия империи, уткнулся взглядом в стол, но не в раздумьях, а в изнеможении. Впрочем, ничего удивительного: прилив разновекторных эмоций рано или поздно опустошает.

Если бы оба смогли взглянуть на Кривошапко, то изумились бы – настолько тот пристально наблюдал за коллегами, переводя взгляд с одного на другого. Казалось, готов просверлить им черепа, лишь бы прочитать намерения.

– Дима! – напомнил о себе Остроухов наконец. Его взор отсвечивал приступ чертей. – К чему ты клонишь? Довериться еврейчику, носатой попрыгунье? Смотри, первая же передряга – и он в кусты. Не успели мы воскреснуть – вновь в чан с кипящей смолой? Сюда нас тащишь?

– Рем, Святое Писание – с чего бы это? В Бога ты не веришь, даже в дьявола! – Богданов вымученно улыбнулся. – Совет тебе: не суди о том, в чем не разбираешься. Для тебя носатые – не более, чем персонажи срамных анекдотов, изгои, отверженные тупорылой системой. Ты их совсем не знаешь. Да и откуда? В аппарате евреев по известным причинам – ни одного. Ты сам – круглые сутки в четырех стенах своей кельи, за границей ни разу не был… Вот и питаешься огрызками дешевого антисемитизма, отрыжкой средневековья. И то, что наша держава завязла там, ни в коей мере тебя не оправдывает. Мозги у тебя, дай бог, нам всем вместе взятым! Причащаю несведущих, говорю об этом впервые. В большом бизнесе иудейское вероисповедание – благоприятный фактор, при равенстве у претендентов на пост достоинств – перевешивает.

В Штатах евреи – заметная, влиятельная прослойка руководящего звена мега-концернов, крупнейших банков, всего делового сектора. И никого не смущает, что многие из них – действующие или будущие агенты влияния Израиля, интересы которого далеко не всегда совпадают с американскими. Как ты думаешь, почему? Коммерция, бизнес – это их, не отнять! Все прочие соображения – вторичны. Ограничусь единственным аргументом: современная банковская система – детище семьи Ротшильд. Такое только в мозгах, изощренных скитаниями, и могло родиться. И этот ряд можно тянуть до бесконечности…

Теперь о самой персоналии. Едва вчитался в его коммерческое предложение, как увидел: автор – незаурядная личность. Почему? Я усек сразу: он нигде серьезно не учился, одним наитием берет. И действительно – выяснил из дела – что-то там в Каунасе и какие-то коридоры в Иерусалиме, везде бросал на полпути. Командируя в Израиль, мы ему даже диплом об окончании вуза справили. В любом случае, его ученичество от экономики и финансов – как мы от бразильцев в футболе. Однако, хватая по вершкам, но звериной хваткой, составил цельную картину западного бизнеса. И не воображением выстроил, а ориентируясь в реалиях, будто Гарвард за плечами и не одна пара штанов просижены в Международном банке реконструкции и развития. Заметь, всего за восемь лет жизни вне совкового диктата. И не в Лондоне, финансовой столице мире, а в окраинном Израиле, полусоциалистической стране, где доля государственной экономики близка к пятидесяти процентам.

В его идее и намека на прожектерство, все выкладки с двойным запасом прочности. То есть при идеальной состыковке компонентов – выход на два-три порядка выше им прогнозируемого.