Под солнцем и богом

Двое приглушенно переговаривались по-английски, но диалог отзванивал едва сдерживаемой экспрессией. Английский для обоих – неродной, смотритель это определил сразу. Выговор одного, должно быть, сильно простуженного, напоминал английский африканера, другой же – грешил пренебрежением большей части произносительных норм. Но владели языком оба свободно.

Смотритель обошел грузовик и прильнул к жестяной коробке ухом – с тыльной, закрытой от въезда на стоянку стороны.

– Худо мне, вколи… – проскрежетал «африканер».

– Не знаю, право, не знаю… Без врачебного диагноза – запредельный риск, – отозвался прогульщик цикла фонетики.

– Вколол бы сам, да не могу – так сдавило… Вколи, говорю! – добавил децибел «африканер».

– Нужник долбанный все! Вот дыхание и сперло. Дождемся живодера – на улице тебе полегчает, – отбивался «прогульщик».

– Нужник здесь ни при чем, в груди давит…

– Хватит над собой издеваться, вызову скорую!

– Знаешь же, нельзя. В тюряге сидеть не хочу…

– Зато жизнь сохранишь.

– Насколько нужно и так сохраню, вколи только. Не дам иначе кода.

– Послушай, а толку что ты летишь? Случись, узнают тебя в Мюнхене – арестуют, судя по тому, что писали газеты…

– Долетев, выполню приказ, да и просекут ли? На себя-то не похож… и паспорт на другую фамилию… Вколи…

– Как ты меня… А кто в Мюнхене встретит? Можно подумать, дежурят в аэропорту?

– Позвоню из зала регистрации, здесь.

– Вряд ли сможешь…

– Не смогу – собачник наберет. Встретят – отчитаюсь. Вколи.

– Бессмысленно все.

– Боишься, что инъекция не в жилу?

– Я уже ничего не боюсь. Вижу яснее ясного: у тебя помрачение рассудка.

– Поясни, но вначале вколи.

– Смысл в схеме, которую, слепо следуя приказу, ты выстроил? Где гарантия, что пройдешь паспортный контроль? По целому ряду причин, две из которых паспорт. Его уже, не исключено, хватились, оповестив полицию, не говоря о качестве работы… Кроме того, доверить секретный телефон незнакомцу, пусть из волости непуганых идиотов – здесь я просто молчу. То, что я вижу, сплошное нарушение приказа, а не его исполнение! Вдобавок ко всему, своим возможным арестом подставляешь и меня.

– Демагогия все… – с трудом выцедил из себя «африканер».

Наступила пауза, в течение которой смотрителю хотелось то схватить себя за мочку, заиндевевшую от перегрузок слуха, то вопрошая себя: услышанное – реальность или крутящаяся кассета с новой серией «Крестного отца», не выпущенной пока в прокат.

Зазвучали слова, на языке смотрителю неизвестном. Все, что он смог по хрипоте голоса определить, говорил «африканер», а по размеренным паузам – назывались цифры. На этом речевая дорожка оборвалась, но тихо не стало: зашелестел целлофан, а чуть позже – раздался характерный звук разрываемой упаковки. Что-то упало на пол, покатилось. И, наконец, какая-то возня, почти неразличимый стон.

– Эй, где вы там?! – раздался крик, донесшийся непонятно откуда.

Смотритель вжал голову в плечи, но мало-помалу сообразил: кричали со стороны сторожки, будка здесь ни при чем. В ней все замерло, как и него внутри.

Смотритель выглянул из-за будки. Увидел увальня в оранжевой куртке, переминающегося у входа и нечто высматривающего. Судя по нацеленности на сторожку, его. Подтянув брюки, он, как можно естественнее, зашагал к сторожке.

– Ах, вот вы где! – возрадовался «муниципалитет», увидев стремительно набирающего ход смотрителя.

– Что у вас? – буркнул дежурный, поравнявшись с «муниципалитетом».

– Как что? Расплатиться…

Смотритель в рассеянности прошел мимо, но у входа в сторожку нехотя обернулся.

– Разве не платили? Въехали когда… – озадачился искренне смотритель.

– Да я собственно… – замялся «оранжевый», не зная куда деть голландский паспорт, за последний час разбогатевший на билет «Люфтганзы». Но тут же встрепенулся: – Ах, да! Не вышел бы иначе…

Смотритель открыл сторожку и, пройдя внутрь, запер дверь на ключ, чего в дневные смены, по обыкновению, не делал, и лишь затем разблокировал шлагбаум. Перенес к противоположной от входа стене стул, регистрационный журнал и, усевшись спиной к фронту сторожки, углубился в записи, держа журнал на коленях.

«Оранжевый» подъехал к сторожке, затормозил. Высунувшись из бокового окна, хотел было попрощаться, но, увидев спину смотрителя, фыркнул и нажал на газ.

Собачья усыпальница проехала пару сотен метров и у остановки шаттла затормозила. Створка будки слегка отворилась, из нее показалась голова жгучего брюнета в нахлобученной бейсболке и массивных солнцезащитных очках. Брюнет осмотрелся, осторожно спрыгнул на асфальт. Брезгливо протер ноги, отряхнулся, после чего стал прикрывать створку, но вдруг замер. Казалось, вспоминает, не забыл ли чего внутри. Подался немного вперед, словно в намерении просунуть голову, но передумал, резко хлопнул створкой. Торопливо поправив очки, решительно двинулся к остановке.