Под солнцем и богом

– Все-таки не понимаю, зачем он, голландец, на грани обморока, в Мюнхен летит. – Клерк перекладывал из руки в руку паспорт. – Право, не знаю, не ровен час, вернут, аэропорт не приемный покой.

– Он кому-то звонил, номер очень длинный. Родственникам, наверное, чтобы встретили…

– А почему «наверное»? – недоумевал клерк. – Вы кто ему?

– Да я… – смешался «оранжевый».

– Ладно! – Клерк выложил на стойку паспорт с билетом. – На паспортном контроле решат. Катите к ближайшим воротам, стюардессу сопровождения я вызову. Вот что еще: на полчаса задержитесь, пока пограничники не дадут о’кей.

Томная, белокурая «Люфтганза» изменилась в лице, увидев, что ее подопечный – тяжелобольной, а не, как чаще всего, ребенок, самое покладистое существо в полете. Приняла у «коллеги» паспорт с посадочным талоном, проверила, не стоит ли коляска на тормозе, и произнесла сквозь зубы: «Прощайтесь».

– Счастливого пути! – прокукарекал «оранжевый», тут же взглянув на часы. И уже вдогонку, растерянно: «Так и не представился…»

Вскоре бесивший таксистов «Отлов бездомных собак», нахально припаркованный у входа в терминал, выключил сигнал аварийной остановки и исчез из виду.

Молодой пограничник скорее поглядывал на изгиб бедер стюардессы, нежели изучал паспорт убывающего, загадочно ей улыбаясь. Не развернул даже больничный бланк. Эка невидаль, душевнобольной… ЮАР – страна, где свирепствует вирус шизофрении, совался чего?

– Всегда добро пожаловать! – Пограничник смачно хлопнул печать убытия.

– Добро пожаловать в Германию! – игриво улыбнулась стюардесса, принимая паспорт.

Больного разместили в бизнес-классе, совершенно пустом. С VIP то и дело заговаривали – как сама опекунша, так и старший стюард: предлагали напитки, сводить в туалет. Переходили с английского на немецкий и обратно. Но тот упрямо, «задраив все люки», молчал. Не менял и свой столбнячный профиль: диким взором, казалось, из-за невосполнимой утраты, буравил кресло напротив. Даже к обеду не притронулся.

К середине полета опекунша махнула на него рукой, не предложив и ужина.

Несколько позже, за три с половиной часа до посадки, географически где-то над Ливией, доставлявшая экипажу напитки стюардесса заметила: больной прислонился к боковой стенке, глаза при этом открыты. Аккуратно наклонившись, захлопнула шторку окна.

Накануне посадки стюардесса встревожилась, не совсем понимая почему. Тут, в пищевом отсеке, она лицом к лицу столкнулась с опекуншей больного и обомлела. Ее настигло наконец: глаза больного, в которые она не так давно взглянула мельком, были мертвы. Выглядели так же, как и у покойника, жертвы автоаварии, некогда увиденной на шоссе Мюнхен-Пассау и до скончания дней запомнившейся. А дезориентировал ее глубокий ступор, в котором голландец поступил на борт.

– Он умер, – с трудом вымолвила стюардесса.

– Кто?! Больной?! – прокричал старший стюард.

– Давно… – Стюардесса упала в объятья подруги без чувств.

От уже пристегнутых ремнями, изготовившихся к посадке пассажиров не ускользнуло: устремившийся в бизнес-класс старший стюард взволнован. Тех, кто знали о крушении месячной давности, словно к креслу пригвоздило.

Стюарду хватило и секунды понять, что тело пассажира, свалившееся на тот момент набок, бездыханно, мертво. Он, однако, прощупал сонную артерию, убедившись в визуальной оценке. Да и температура тела – ниже нормальной.

Между тем инструкция налагала объявить по громкой связи: «Летит ли среди пассажиров врач?» Если да, то пригласить. Ежели нет – провести реанимацию самому. Но самолет уже заходил на посадку – ответственейший элемент полета. Пребывание пассажиров на своих местах, их покой – перевешивали ценность оживления одной, скорее всего, бесповоротно потерянной жизни.

Стюард распахнул ящик для ручной клади, вытащил два одеяла. Одним укрыл покойного, другим – занавесил все купе, защемив путем захлопывания двух ящиков верхнюю кромку ткани. Проинформировал о трагедии экипаж.

Капитан связался с землей, задействовал необходимые службы.

Лайнер «Йоханнесбург-Мюнхен» на посадочной полосе встречали полицейская машина и скорая помощь. Но пассажиры, сходившие к автобусу через хвостовой отсек, внимания на них не обратили. Долетели с миром, скорей бы получить багаж…

Глава 34

Рядом с йоханнесбургским рейсом разгружался борт «Бритиш Эавейз» из Лондона, выруливший на площадку высадки пассажиров на четверть часа позже «Люфтганзы». Последним на трап ступил Харви Ачерсон, ранее засветившийся как лейб-егерь охоты на призрак Сахары. В миру – спецкор лондонской «Дейли Миррор» во французской Африке. Впрочем, бывший. Его подработка в Чаде на «Зюддойче цайтунг» как-то всплыла; Харви отозвали в Лондон и, как ему предсказывал Айзенкрот, главный редактор «Зюддойче цайтунг», вышвырнули с волчьим билетом вон. В любую англоязычную газету мира дорога Ачерсону отныне закрыта, даже служащим секьюрити, невзирая на его славное альпинистское прошлое. Разве что в «Москоу ньюс»…