Под солнцем и богом

Между тем, обдумывая ответ, Арина в полной мере ощутила, насколько бездарно подготовлено задание. Мало того, что ее забросили в Африку, точно корову на лед, снабдив откровенно сырой легендой «Она сестра израильтянина Шабтая», Москва не потрудилась разъяснить, что израильтяне – лишь название нации, а национальность, населяющая эту страну – евреи.

Лишь секунду назад, услышав «евреи», ее осенило, что Шабтай – еврей, причем вылитый. В разведшколе она ошибочно приняла его за индуса – из-за густых прямых волос, разделенных пробором посередине. Манерами – он стопроцентный типаж своего народа, с которым она не понаслышке знакома с детства. В родном Ровно, шипевшем как змея ксенофобией, не впитать национально-расовые отличия было невозможно, будь ты космополитом, а хоть домохозяйкой с четырьмя классами на семью. Разведшкола и евреи не вязалось, вот и окрестила она его индусом, хотя на индуса он все-таки похож… В Лондоне Арина насмотрелась на них вдоволь, а в Израиле, как и в Африке – будь она неладна – она прежде не бывала. Сейчас срочно перекраивай легенду, чтобы Барбару не спугнуть. И, похоже, однокашник, ой, как польке насолил…

– Я и не еврейка… – откликнулась после недолгой паузы Арина. – Мой приемный отец, еврей по национальности, дружил, не разлей вода, с поляком, моим отцом по крови, погибшем в автоаварии вместе с женой, моей матерью. После трагедии он меня удочерил, хотя своих было двое – мои нынешние брат и сестра. Вскоре мы всей семьей эмигрировали в Израиль… – Арина задумалась, после чего живо продолжила: – Узнав, что ты полька, страшно обрадовалась, ведь польский – мой родной. Три дня назад Шабтай, мой приемный брат, – выделила Арина, – не поздравил с днем рождения мать, ни звонком, ни телеграммой. Ничего подобного за ним прежде не замечалось, да и размолвок не было никаких. Значит, подумали мы, стряслось что-то из ряда вон. На следующий день – час от часу не легче – звонок из банка: платеж по выданной Шабтаю ссуде не поступил. На погашение долга дали месяц, пригрозив, что заложенную под ссуду квартиру конфискуют. Я и примчалась сюда первым же рейсом…

– А как ты узнала, что я с братом твоим знакома? – встряла, фыркнув, Барбара.

– Габороне – город маленький…

– Он и вправду маленький, только откуда вы взялись здесь все, астронавты!

Сообразив, что «все» – это коллеги, до нее обихаживавшие Барбару, Арина поторопилась сменить тему:

– Зачем он в Негритосию забрался, будто не хватало ему? Мать почернела вся…

– А мои родители и на звонок не раскошелятся! – лягнула своих предков полька, будто без причины. – День рождения – открытка, одна и та же каждый год! С машбюро мать сперла, и на внуков хватит… У вас же, евреев, детям – лучшее, самое-самое, до противного. По школе еще помню: кто моднее всех одет – ваши! Ну и лупили же их пацаны… Кстати, правда, что у брата твоего замок в Ницце? – ошарашила резким переходом Барбара, похоже, смекнув, что в хулиганившем прыщами детстве не поживиться ничем…

– Давно уже! – не моргнула и глазом Арина.

– Сволочь твой брат и скотина! – возопила полька.

Казалось, кобылица масти вороной вот-вот сорвется с привязи.

– Не может быть… – В голосе Арины плеснули ладошки – то ли недобрых предчувствий, то ли солидарности какой.

– Обезьяна эта, спать с ним затащила! – Вороная, так и не боднув, понеслась по ипподрому девичьей памяти.

– Он что, силой? Как это… – забыв и о миссии своей, искренне ужаснулась Арина.

– Напоил! – выдала, едва сдерживая слезы, Барбара.

Тут Барбара вспомнила бутылку виски Шабтая, разбитую в сердцах, – ее первый отклик на дезертирство ухажера. Глубоко вздохнув, она покосилась на стоящую в шифоньере настойку, «завариваемую» бригадой вскладчину, оптом на весь квартал…

– Поил что, тоже силой? – усомнилась Арина, взглянув на мутный бутыль, где плавали корки лимона.

– Врун твой брат и обманщик, – чуть смягчив «штиль», дальше гнула свою линию Барбара.

– Мужчин не знаешь? Когда приспичит им…

– Защищаешь… За что он так меня обидел?! – вновь вспылила полька.

– Как это?

– Взял и уполз, ужом уполз, понимаешь!? Хорошо, что чемоданы не потащила, вышла его попросить! Было бы смеху: Барбара, по которой пол-Польши сохнет, к пархатому лыжи навострила. А он – тю-тю… И не обижайся! Так, как твой Шабтай, меня никто не унижал!

– Вы что, сойтись хотели? – удивилась Арина.

– Я – с мордатым? Ты бы смогла? Пусть в постели он роза с антикварным сервизом…

На слове «роза», а может, «антикварный» – из-за темпа было не разобрать – Арина заморгала. Ее лицо рассредоточилось, что неудивительно: попробуй «сервиз» из чужих страстей собрать. Кто, с кем, когда и отчего так вышло…

– Подожди-подожди… – пыталась докопаться до истины Арина. – А чемоданы зачем?

– Что тебе до них? – насторожилась полька.

– Тогда, в чем он тебя унизил?

– Не твое дело! И учти, видеть его и слышать о нем не желаю!

Арина приподняла чашку и, пригубив малость, сказала:

– Я и не мирить пришла… Представь, каково всем нам – матери, сестре…