Под солнцем и богом

Барбара встала, будто импульсивно, не понимая зачем. Обвела комнату рассеянным взглядом, остановившемся в итоге на облупившемся трюмо. Казалось, к «сестре» с «ярлыками» и ее проблеме она утратила всякий интерес, больше того, встреча ей обрыдла.

Арина наблюдала, как Барбара машинально, а порой – с остервенением расчесывает волосы, и без того безупречно уложенные, и искренне, с грустинкой, платиновую диву жалела. При этом не винила себя ни в чем. Ни за свой непрошенный визит, ни за то, что расшевелила, а может, разодрала чью-то рану, а костерила тех, кто присвоил себе право жонглировать судьбами, казнить и миловать, наушничать и шпионить, а главное – переиначивать на свой горбатый лад эту хоть и бестолковую, но неприкосновенную жизнь, дарованную Всевышним.

Арина встала и вплотную подошла к Барбаре. Хотела было польку обнять, ублажить, успокоить, но, занеся руку, застыла. Вернулась к столу, уселась и тихо, доверительно сказала: «Пойдем ко мне в отель, в баре посидим, поболтаем».

Они проговорили далеко за полночь и дважды, уже топчась на пороге, Барбара возвращалась. Первый раз, чтобы забрать подарок, отложенный, но в сумбуре действа куда-то завалившийся, а второй – чтобы поведать «сестре» нечто крайне важное, в первоисточнике упущенное. Оказалось, ей исполнилось четырнадцать, а не пятнадцать, когда, помутившись рассудком, учитель математики молил выйти за него замуж. Но в сухом остатке – потерял семью, работу и даже свободу на несколько лет. Они же только целовались – пять, нет, шесть раз, пока уборщица школы растлителя с нимфеткой не застукала.

При всем при том встреча двух див в гостинице «Хилтон» задушевную беседу напоминала не очень. Обещанный визит в бар позабылся, и в первые минуты в номере Арины жались скованность и неведение, как себя вести.

В какой-то момент Арина достала не распакованную, купленную в «Галерее Лафайет» блузку и предложила польке примерить. Мол, каково это на ком-то, со стороны. У «близняшек», хоть и перекликавшихся между собой только метафорически, был одинаковый размер.

Скорее из чувства вежливости зажатая изнутри Барбара взяла в руки пакет, но стала меняться, как только извлекла содержимое из целлофана. Неспокойные, колючие глаза вначале чуть оплавились, а по облачении в одежку – вовсе уплыли в туман.

Последующие два часа развернули динамичное шоу, где калиброванной красоты, но подколовшая куда-то свой национальный гонор полька перемеряла весь Аринин гардероб – под ненавязчивый аккомпанемент комментариев хозяйки: коллекции «Осень 1979», «Весна 1980», дома моды «Диор», «Готье», «Прада» и прочая не подвластная подслеповатому мужскому уму лепота.

Истощив свой бивуачный запас, Арина потянулась было за пальто и сапогами, но на полпути передумала – захлопнула дверцу шкафа. Гардероб-то не по сезону, не дай бог, навлечь на подружку новый приступ замкнутости…

Как поддержать кредит доверия, столь многотрудно обретенный, Арина особо не раздумывала – заказала в номер бутылку шампанского и коробку конфет. Заметно раскрасневшиеся дивы продолжили раут, пересев из кареты высокой моды в тачанку увеселения. Но прежде друг за дружкой поплескались в умывальнике.

Между тем спевки пугливых девичьих душ и на сей раз не вышло. Разговор шел рваный, порой несуразный, хоть и топтался вокруг злободневного – мужчин. Расплескаться будущим и прошлым Барбаре мешало demi sec[28], которое она себе без меры подливала, а Арине – окончательно возненавиденная в те минуты профессия. К своему великому разочарованию, она вдруг открыла: за последние десять лет ни с одной женщиной больше получаса – чтобы по душам и разливанно – она не общалась. И сегодня не в счет – в приказном порядке…