Я ничего не ответил. В сердце жило одно желание – быть подальше от этого зловредного шута. Одолевали несвоевременные мысли. Вспомнились слова Джона Стюарта Милля. Когда большинству из нас приходится выполнять мелкую, будничную, порой грязную работу, задача возвышенных умов – слушайте! слушайте! – заключается в том, чтобы усилием духа найти в этой работе что-нибудь занимательное и ценное. Что-то в этом роде. Сейчас ничего занимательного и ценного поблизости не было. Если же, продолжает великий Милль, работа выполняется сверхъестественными усилиями и не требуется ни ума, ни прилежания – о, тогда в человеке почти нечего ценить. Такова проблема, с которой столкнулась Америка. Высшие, сверхъестественные силы заменил «буревестник». А что еще ценить в человеке помимо ума и трудолюбия? Под шапкой густых рыжих волос у Полли таится рассудок, который знает, что стоит лишь спросить. Но никто не спрашивал, а вести машину большого ума не надо.
Уступами, усеянными золотыми огнями, вздымался над нами Первый национальный банк. «Что это за прекрасное сооружение?» – спросил Текстер. Ему никто не ответил. Мы мчались по Мэдисон-стрит. Еще пятнадцать минут этой бешеной езды, и мы подъедем к Вальдхаймову кладбищу на западной окраине города. Там, под травяным ковром, присыпанным снежном, покоились мои родители. В густеющих свинцово-сиреневых сумерках еще можно разглядеть надгробия. Но мы, естественно, ехали не туда.
Наш «буревестник» свернул на улицу Ласалль и попал в пробку. Таксомоторы, грузовики с утренними газетами, десятки «ягуаров», «линкольнов», «роллс-ройсов». В них – акционеры и адвокаты крупных компаний, воротилы подпольного бизнеса, выскочившие на поверхность политики, элита делового мира. Все они – как ястребы, парящие над каждодневными, ежечасными, сиюминутными заботами простых людей.
– Ч-черт! Похоже, мы не застанем Стронсона. Не любит, сукин сын, задерживаться. Едва время вышло, он уже запер лавочку и отваливает на своем «астон-мартине».