Подкаст бывших

– Поначалу так и было, – признает он, – но мне нравилось вести передачу. Мне нравилось вести ее с тобой.

– Даже если это так, передача была плохим решением с самого начала. – Я еще раз пихаю чемодан. – Ну давай, давай же, просто закройся нахер. Это ведь твоя единственная работа. – Все это было ложью. Включая нас.

– Ты ведь не всерьез? Что между нами все было ложью. Давай помогу…

– Я справлюсь, – говорю я сквозь сжатые зубы, опускаясь на чемодан всем весом, чтобы с силой застегнуть молнию, и выдыхаю, когда он наконец закрыт.

Я так ужасно хочу сказать ему, что, разумеется, говорила правду. Разумеется, я хочу забраться обратно в постель и дать ему обнять меня, пока не перестану чувствовать себя абсолютно, безнадежно потерянной. Разумеется, между нами все было на самом деле.

Но честно говоря, больше я в этом не уверена.

– Давай вернемся в Сиэтл и отдохнем, – говорит он. – И поговорим обо всем, когда успокоимся?

– Я спокойна. – Я с глухим шлепком швыряю чемодан на пол. – И хватит с меня разговоров. Так что, видимо, в следующий раз услышу тебя, когда вернешься на ТОР.

Слезы начинают литься ручьем, как только я захлопываю за собой дверь.

33

Не помню ни поездки в аэропорт, ни раннего рейса, на который мне удается сесть, ни дороги домой. Ничего не чувствую, когда подбираю чемодан с багажной ленты, забираю Стива из отеля для собак и когда раз за разом обновляю профили в соцсетях, пока не удаляю свой аккаунт из каждой, потому что для меня это слишком.

Мое имя – хэштег.

Я превратилась в шутку.

Посмешище общественного радио.

Доминику хватает наглости написать мне.

Шай, ты даже представить не можешь, как мне жаль.

Пожалуйста, прости меня.

Давай поговорим?

Удалить, удалить, удалить.

Когда я щелкаю всеми выключателями в доме, на меня с каждой поверхности таращатся спонсорские товары. Кукурузные туфли, которые, к слову, потрясающе пахнут. Стельки, сшитые на заказ, которые были удобными один день, а на следующий – стерли ноги в кровь. И если я увижу хоть еще один фруктово-ореховый батончик, то закричу.

Я заползаю в кровать на бесплатный и в каком-то смысле изменивший мою жизнь матрас с эффектом памяти и зарываюсь лицом в мех Стива. Он, видимо, понимает, что мне херово, потому что ведет себя тише, чем свойственно его энергичной натуре. Я сама устрою для себя праздник жалости – без стыда и в полном одиночестве. Никто меня за это не осудит, ведь никто об этом не узнает.

– Включая тебя, Стив, – бормочу я, когда ловлю его за тем, что он как-то особенно дико смотрит на меня косым взглядом.

Следующие несколько дней я зомби. Я игнорирую сообщения и звонки от мамы, Амины, Ти Джея и Рути, игнорирую новые сообщения от Доминика. Свадьба на следующей неделе, и я понимаю, что мне придется увидеться с Аминой и объяснить всем, какая я позорная врунья. Но пока не время. Еще нет.

Я не обновляю подкасты и не включаю радио. Я знаю, что наша – их – кампания уже совсем скоро, и не могу слушать, как они просят денег. «Позвоните сейчас, оформите ежемесячное пожертвование в двадцать долларов и в подарок вы получите футболку ТОР…» Я каждый год с таким нетерпением ждала нового дизайна футболок. Они все лежат у меня в ящике – от первой до последней, разной степени мягкости в результате бесчисленных стирок. Обожаю эти футболки. Я буду по ним скучать.

Господи, сколько же футболок «Экс-просвета» очутятся в секонде или на свалке?

Я отдала весь свой третий десяток общественному радио, а оно отплатило мне совсем не так, как я рассчитывала. И все же удивительно, но… когда я думаю, что мне больше никогда не придется возвращаться на ТОР, я чувствую что-то вроде облегчения. Разумеется, так же присутствуют несчастная любовь и унижение, но облегчение есть. Передаче конец. Моей карьере на общественном радио – тоже, но мне больше не придется нести на своих плечах ношу этой лжи, и я смогу немного выпрямиться. Я долгие годы работала не покладая рук, ночами и по выходным. Без перерывов. Может, теперь у меня будет время решить, чего я действительно хочу.

Может, как только утихнет скандал в соцсетях, а я перестану каждый день выпивать по бутылке вина, то смогу понять, что все вообще-то не так уж плохо.

В конце концов этот провал уберег меня от самой большой любовной катастрофы в моей жизни.

На четвертый день после ПодКона я наконец-то открываю ноутбук. Я переношу его на диван и отпихиваю контейнер из-под еды, чтобы поближе держать еще одну опорожненную наполовину бутылку вина. Вместо того чтобы сразу зайти в соцсети или на рабочий почтовый аккаунт, который уже наверняка удален, я открываю файл, к которому не прикасалась вечность.