Къ концу мая мсяца городъ покинули вс, кто только имлъ возможность провести лто въ деревн или на водахъ. Губернаторъ, вмст съ Кожуховымъ, ухалъ въ Петербургъ, чтобы лично представить на разсмотрніе, кому слдуетъ, проектъ «о реорганизаціи губернской власти», и, вскор посл ихъ отъзда, по городу прошелъ слухъ, что будто бы губернаторъ и Кожуховъ получили ордена и четырехмсячный отпускъ, съ сохраненіемъ жалованья, для поздки за границу на воды, вслдствіе ихъ разстроеннаго здоровья; потомъ прошелъ слухъ изъ-за границы, что губернаторъ и Кожуховъ проживутъ въ Петербург до декабря, такъ какъ имъ, будто бы, поручили руководить преніями чуть не самого государственнаго совта… Полная и обрюзглая губернаторша и губернская предводительша, сильно пикировавшія между собою изъ-за предсдательства въ дамскомъ комитет «утоли печали въ голодной губерніи», посл отъзда губернатора примирились и об ухали вмст въ Крымъ… Ирина Андреевна поручила сестр завдываніе пансіономъ, а сама на три мсяца похала сперва въ Петербургъ, а потомъ за границу для лучшаго ознакомленія съ организаціею пансіоновъ… Софья Михайловна, возвратясь изъ ревизіи имній, нашла мужа сильно измнившимся къ худшему и увезла его въ пригородное, имніе, воздухъ котораго, по ея словамъ, всегда дйствовалъ благотворно на Дмитрія Ивановича. Онъ ни слова не говорилъ ей о своемъ разговор съ Кожуховымъ; онъ старался быть съ женой по-старому, какъ будто ршительно ничего не зналъ объ ея отношеніяхъ къ Кожухову; но, вслдствіе этого старанія, его внимательность и доброта къ жен удвоились и уже стали отзываться приторностью. Софья Михайловна скоро замтила эту приторность. старалась тоже быть какъ ни въ чемъ не бывало, и, вслдствіе этого старанія, ея веселость, суетливость, довольство удвоились и стали казаться ложными, искуственными, противными для ея мужа… И не дйствовалъ благотворно на Рымнина воздухъ пригородной деревни, и чаще и чаще онъ думалъ о необходимости умереть, и чаще и чаще образъ Кожухова носился предъ Софьей Михайловной; но Рымнинъ крпился, писалъ и здилъ въ городъ по дламъ земства, а Софья Михайловна мечтала чаще, но тоже крпилась и занималась имніями, и ни разу не приходила ей мысль воспользоваться предложеніемъ мужа о развод или о необходимости вызвать Кожухова.
Военные и Орцкій, вмст съ ними, выступили куда-то, чуть не на конецъ губерніи, чтобы соединиться тамъ съ своими товарищами, квартировавшими гд-то, тоже далеко, и производить вмст маневры. Львовъ, посл гимназическихъ экзаменовъ, на которыхъ онъ былъ не добръ и не строгъ, а только справедливъ, что очень понравилось ученикамъ и начальству, — ухалъ проводить каникулы въ другую губернію, къ какимъ-то дальнимъ родственникамъ. Словомъ, городъ опустлъ и скучно стало въ немъ. Изъ нашихъ знакомыхъ только Перехавшій, Вороновъ да полицеймейстеръ оставались въ город. Но изъ нихъ скучалъ и томился городскою жизнью только одинъ Вороновъ. Полицеймейстеру было некогда скучать: дла полицейскія не уменьшились, а увеличились къ лту, такъ какъ толпа голодныхъ дтей и взрослыхъ нахлынула въ городъ и увеличивала число длъ въ полиціи; кром того усиленная дятельность по организаціи подгородняго имнія отнимала у него много времени. Перехавшій тоже не скучалъ. Онъ усиленно спалъ, усиленно игралъ на віолончели, часто ходилъ на охоту — и его здоровье начало поправляться; онъ замтилъ это, радовался этому и, на радостяхъ, еще боле спалъ, игралъ и гулялъ.
А Катерина Дмитріевна поручила уже извстному намъ Ивану отнести, посл ея отъзда изъ города, Могутову томы сочиненій Шекспира и слдующее письмо къ нему:
«Милостивый Государь
„Гордй Петровичъ!
„Вы были такъ добры, что подарили мн сочиненія Шекспира. Я очень и очень благодарна вамъ за этотъ подарокъ, но вы позволите мн возвратить вамъ первый тонъ, на которомъ надпись вашего друга, и прибавить къ нему остальные томы изъ моей библіотеки. Ваши три тома я оставляю на память о васъ, какъ вашъ подарокъ, которымъ я сильно дорожу.
«Не правда ли, вы считаете меня очень глупой? Я васъ видла всего одинъ разъ, — нтъ, два раза: другой разъ въ земскомъ собраніи, — не сказала съ вами ни одного слова — и пишу къ вамъ письмо, говорю въ немъ о глубокомъ уваженіи къ вамъ и что память о васъ мн очень дорога! Но что бы вы подумали, еслибъ узнали, что я распрашивала многихъ о васъ, старалась узнать о васъ все, что только можно, думала о васъ долго, много и часто и, узнавъ, что вамъ нравится Порція, захотла быть похожей на нее: я поранила сама себя, весело смялась при этомъ и, позабывъ, что кровь струей бжала изъ моей раны, продолжала читать Шекспира и выпачкала книгу своею кровью?… Но и это еще не все: я сама увдомляю васъ обо всемъ этомъ… Не правда ли, вы должны считать меня очень и очень глупой двчонкой?