Подвиг

Парки и сады, дворцы и зати Петергофа, «Детскаго» села, Стрльны, Оранiенбаума, Гатчины открыты для этой шумной толпы. Все больше молодежь, ничего не знающая, ничего не видавшая. Она врывается въ Императорскiя спальни, въ молельни, пялитъ глаза на семейныя, намоленныя иконы и слушаетъ объясненiя. Ей говорятъ:

— «васъ никогда и близко сюда не пускали. Тутъ стояли часовые, стража, васъ какъ собакъ шелудивыхъ гоняли отсюда — теперь это ваше — народное, потому что народъ взялъ въ свои руки власть, потому что вы и есть власть». «На этомъ стол такой то Императоръ подписалъ такiе то смертные приговоры. Здсь пытали декабристовъ, здсь мучили Русскiй народъ». И толпа вритъ, ибо что она знаетъ? Въ паркахъ на зеленыхъ газонахъ развеселая «пьянка». На берегу залива полно голыхъ тлъ. Мужчины и женщины купаются въ перемежку. «Долой стыдъ»! … To, что раньше блудливо подглядывали въ щели женскихъ купалень — открыто теперь для общаго обозрнiя. Какiя словечки, какiя соленыя шутки, какiе шлепки по голому тлу, какой звриный хохотъ вы услышите здсь! Какiе поцлуи! … He хватаетъ кустовъ укрывать то, что должно быть укрыто. Звриный бытъ, звриная жизнь, но и звриная тоже радость … Уханье, визгъ, вопли, крики, пьяная ругань — ничего святого, ничего чистаго — подлинный адъ … А нравится … Свобода! … Повсюду устроены стадiоны, физ-культура процвтаетъ. Рабочихъ обучаютъ гимнастик, легкой атлетик, молодежь увлечена фут-боломъ. Устраиваютъ матчи и состязанiя. И, если это въ солнечный день, — подлинное счастье у этихъ людей. Имь сказано — и они этому крпко поврили — придетъ другая власть, она все это отъ нихъ отберетъ … Рабскiй трудъ … но и какой скверный, съ постоянными прогулами, со штрафными листами и съ такою небрежностью во всемъ, что иностранные инженеры только руками разводятъ. Наше былое «кое какъ» возведено теперь въ кубъ что ли? … И тутъ же поощренiя, красныя знамена, ордена имени Ленина — это не медали съ Царскимъ портретомъ — это дается всмъ, коллективу, это празднуется и это цнится … Пишутъ въ газетахъ, восхваляютъ въ стихахъ. Мы когда то смялись надъ Третьяковскимъ — «придворныи пiита». Теперь Демьяны Бдные, Маяковскiе, Есенины, и прочая полуграмотная дрянь льстятъ, какъ никакой придворный льстець и льстить то не посмлъ бы — народъ все сожретъ!.. Такъ чмъ же, какими посулами вы свернете рабочаго отъ такой жизни? Европейская, а боле того, христiанская мораль съ ея воздержанiемъ и постами покажется ему самыми тяжкими цпями. Совсть? … Да онъ выросъ безъ совсти. Да, бываетъ … Находитъ иногда раздумье, сомннiе, больше на двушекъ … И стрляются и топятся и вшаются отъ тоски лютой. Ихъ не жалютъ. Самоубiйство не въ фавор. Оно показываетъ слабость духа, а новый человкъ долженъ быть силенъ. Самоубiйцъ презираютъ. Жизнь молодежи несется какою то бшеною сарабандой. Только поспвай. Всегда на людяхъ. Все общественное, везд толпа. Въ столовыхъ, въ уборныхъ, всюду стадомъ, всюду вмст. Никогда наедин. И везд доносчики. На завод, на служб, въ комиссарiат, въ очередяхъ у лавки, на партiйномъ собранiи, въ народномъ университет, въ танцульк, на спортивной площадк, въ киношк, въ театр, въ бардак … Везд толпа … Подлинно пиръ Валтасара!

— Какой тамъ пиръ, — вставилъ Нордековъ. — Голодные люди.

— Они къ этому привыкли. Врачи ихъ убдили, что сть много вредно. И нашимъ, какъ китайцамъ — щепотка риса и довольно. Голодный паекъ. Они вдь съ дтства ничего другого и не видали, такъ что имъ! Это мы обдъ мене чмъ изъ трехъ блюдъ и въ обдь не считаемъ. Имъ съ утра и до вечера твердятъ о лютомъ голод заграницей.

— Ну ужъ! …

— Подите вы, такъ уврили. Вс думаютъ, что провизію и заграницей получаютъ по квиткамъ, везд пухнутъ отъ голода.

— Полноте, какъ можно этому поврить?

— Я старый уже человкъ и въ свое время живавшiй заграницей, а, порою, и я колеблюсь. Вс уши намъ этимъ прожужжали … Нтъ, бросьте, рабочаго вы никакъ не свернете … «Наша власть» — затвердилъ это и знать ничего не хочетъ. Вритъ въ пятилтку и въ грядущiй рай. Оыъ вритъ въ то, что Совты покорятъ весь мiръ, что везд будетъ третiй интернацiоналъ. Это религiя и какая сильная! … Онъ готовъ и на войну за это … Однако, знаете что, перемстимтесь опять, a то и правда воробьи на насъ донесутъ … Вы Петроградъ хорошо знаете?

— Прекрасно … Я въ немъ родился и выросъ. Да и служилъ почти всегда въ немъ.