Подвиг

Она пла въ церковномъ хор Евлогiанской церкви. И она научилась компромиссу. Она пошла въ Евлогiанскую церковь потому, что тамъ регентъ былъ лучше и лучше оцнили ея голосъ. Она презирала себя за это, а вотъ все-таки не могла отказаться. Ей церковь давала такую отраду. Такъ радостно было придти въ нее въ воскресенье утромъ, когда еще никого нтъ, купить на три франка свчекъ и пойти ставить ихъ передъ иконами. Она гибко опускалась на колни, шептала съ дтства знакомыя молитвы, потомъ поднималась, и съ крпкою увренностью въ нужности того, что она длаетъ, ставила свчи. Она смотрла на бумажныя иконы, на скромный иконостасъ — его она и другiя женщины колонiи сдлали своими руками — и ей казалось, что тутъ все таки есть правда, которая ушла изъ жизни. Она смущалась лишь однимъ — ей порою казалось, что и это ненастоящее, какъ вся ея жизнь стала ненастоящей. За свчнымъ ларемъ стоялъ отецъ дiаконъ. Онъ былъ коренастый, сдой, съ коротко остриженными волосами, похожiй въ узкомъ черномъ подрясник на ксендза. Онъ прiятнымъ баскомъ подпвалъ ихъ маленькому хору. Но въ немъ не было того духовнаго, что привыкла она видть у дiаконовъ въ Россiи, и не могла она позабыть, что дiаконъ въ недавнемъ прошломъ — уланскiй ротмистръ и что у Сусликовыхъ онъ прекрасно подъ гитару поетъ цыганскiя псни. И церковь и вся служба иногда вдругъ казались какими то призрачными, точно сонными виднiями. И тогда являлось сомннiе въ существованiи Бога.

Когда она возвращалась, ее встрчала «мамочка» и, криво улыбаясь, говорила:

— Ну что же ты намолила у твоего Бога. По крайней мр узнала, когда же мы вернемся въ Россiю?..

IV

Мамочка больше не врила въ Бога. Въ свои семьдесятъ лтъ Неонила Львовна Олтабасова ударилась въ самый крайнiй матерьялизмъ.

— Столько было молитвъ, — говорила она, — и Государь и Императрица были подлинно святыми людьми. Если бы Богъ былъ — Онъ ихъ помиловалъ бы… А теперь, прости меня Оля, но какая же это церковь?… Какая и гд вра?… И смшно врить, когда живешь въ такой стран, какъ Францiя, гд такъ просто и удобно обходятся безъ Бога.

Неонила Львовна создала свою теорiю какихъ то «винтиковъ», еще не изслдованныхъ, но которые вотъ вотъ будутъ открыты учеными, изслдованы и изучены, и тогда все станетъ ясно и понятно, и никакого Бога для объясненiя тхъ или иныхъ явленiй не понадобится. Она жадно хваталась за газеты и въ нихъ искала новыхъ открытiй и изслдованiй въ области физiологiи, геологiи, археологiи, астрономiи и психологiи. И на каждое она смотрла съ точки зрнiя доказательства отсутствiя Высшей Силы, отрицанiя Бога.

— Вотъ, — говорила она, съ газетнымъ раскрытымъ листомъ входя въ комнату дочери, когда та, усталая и измученная дневной работой, переодвалась и умывалась. — Вотъ, ученые дознались, что вселенная не безпредльна, а что и ей предлъ есть. Въ миллiонахъ лтъ свтовыхъ лучей радiусъ этотъ, а все таки онъ есть. Вотъ теб и Богъ.

— Вы путаете, мама, — съ досадою говорила Ольга Сергевна. Ей противно было смотрть на мать. Въ длинномъ, старомодномъ черномъ плать, съ коротко остриженными, сдыми, гладко причесанными волосами, — если сзади смотрть, когда она сидитъ, и не узнаешь, мужчина или женщина, — неопрятная и распухшая старушка съ новыми и такими «нигилистическими» разсужденiями казалась ей ужасной и ей было страшно, что такъ она думаетъ про свою мать.

— Ничего я не путаю. Читала еще, что нашли черепъ человка въ Африк. И тотъ черепъ миллiонъ лтъ пролежалъ въ земл… Вотъ теб и Адамъ!.. Ученые теперь доказали, что человкъ существовалъ гораздо ране Бога.

Она съ торжествомъ поджимала губы и маленькими, блестящими, сверлящими глазками смотрла на дочь.

— Я уврена… я вполн уврена, что будетъ день, когда и мои «винтики» откроютъ.

— Какiе «винтики», мама, — съ сердцемъ говорила Ольга Сергевна.

— А вотъ эти самые, которые все длаютъ. И ты думаешь… Богъ?… Это Богъ войну, или грозу, или ведро послалъ?… или человкъ умеръ?… Волею Божьей? Это просто — «винтики» такiе въ природ вещей. Падаютъ они съ неба, попадаютъ въ атмосферу, поворачиваютъ такъ и эдакъ — и наше вамъ! — война… или вдругъ гриппъ ходитъ по городу… или отецъ убилъ дочь, или Кюртенъ какой нибудь проявился… И я уврена, что дойдутъ до того, что и ихъ будутъ ловить i подчинять себ, вотъ какъ электричество. Летятъ они, чтобы война тамъ что ли была, а ихъ ученые какими нибудь тамъ радiостями поймаютъ… и нтъ войны… Вотъ и надули твоего Бога…И безъ всякихъ молебновъ миръ на земл. Раньше наши мужики въ засуху, бывало, все молебны служили, съ хоругвями вокругъ полей ходили, а вотъ какъ поймаютъ и подчинятъ себ эти «винтики», такъ и не надо никакихъ поповъ. Наставилъ аппаратъ — и на теб — дождь, или солнышко, что теб угодно.

— Оставьте, мама. Начитались вы газетныхъ научныхъ фельетоновъ и думаете невсть какую премудрость постигли. Базаровы это раньше вашего говорили. Мн это просто тяжело отъ васъ слушать.

— Почему тяжело, — обижалась старуха.

— Вы старый человкъ… О другомъ вы должны думать… Какъ же умирать то будетъ вамъ тяжело, когда вы ни во что не врите?