Так поначалу и было. Но спустя два года, когда коллектив подразделения сформировался во вполне готовый к уверенным действиям и на практике показал свою профессиональную подготовленность, все было разрушено после неоднократных выступлений начальника ВСБ полковника Н. А. Ерохина (полководца без войска), при этом его аргументация сводилась к тому, что мы должны быть эксплуатационниками, а не разработчиками. До назначения начальником ВСБ в КБ АТО Н. А. Ерохин работал в ВСБ ВНИИЭФ под началом теперешнего директора и главного конструктора КБ АТО контр-адмирала Сергея Петровича Попова. По рассказам сослуживцев и по своим наблюдениям во время работы во ВНИИЭФ и ВНИИП я знал, что Н. А. Ерохин, как военный командир — волевой и знающий воинские уставы начальник, то есть отменный службист, но как инженер — посредственный специалист, способный беспрекословно и точно выполнять предписанные инструкции и технологические процессы и не склонный к аналитическому мышлению, к интересной инициативе; как человек — упрямый до самодурства — это в отношениях с подчиненными, и весьма покладистый, вплоть до заискивания во взаимоотношениях с вышестоящим начальством. Эти служебные и человеческие качества полковника Н. А. Ерохина полностью подтвердились и в дальнейшей работе.
Я был категорически против назначения Н. А. Ерохина на должность начальника ВСБ, но не менее упрямый и не привыкший выслушивать доводы своих оппонентов адмирал С. П. Попов решил по-своему. В долгой совместной работе между
С. П. Поповым и Н. А. Ерохиным установились тесные приятельские отношения, а покладистость Н. А. Ерохина начальству была люба, и Н. А. Ерохин был утвержден. Что касается заверения заместителя министра и начальника управления кадров министерства: «Поможем», — так и остались пустыми словами — не вняли они моим доводам о вреде узурпаторских действий адмирала С. П. Попова.
С С. П. Поповым я был знаком в силу своих служебных обязанностей в течение более 15 лет, с того момента, когда он был зачислен в состав ВСБ ВНИИЭФ еще в чине капитан-лейтенанта. На моих глазах проходило его служебное продвижение и присвоение ему очередных воинских званий. На мой вопрос замминистра П. М. Зернову (представился такой случай): удачно ли принято им решение с назначением С. П. Попова в только что принятую от Минавтотранса артель, утопающую в грязи и не имеющую нужной производственной базы для разработки подвижных средств, на должность руководителя конструкторского коллектива, ведь он никогда не работал конструктором, — Павел Михайлович тогда ответил шутя: «Посмотрим, ведь он моряк, авось и выплывет из этого болота и осушит его, в придачу — упрям, как бык, глядишь и преодолеет то, что другим, более грамотным, может оказаться не под силу».
Во всех организациях, куда назначался С. П. Попов руководителем, отмечался железный порядок: и в оформлении рабочих помещений, и в дисциплине поведения и исполнения, и в технологических процессах. До назначения в нашу систему С. П. Попов был командиром морского катера, и корабельный порядок наводился им в дальнейшем и в сухопутных подразделениях, куда он назначался командиром, именно, «командиром», а не руководителем. Идеальный порядок в производственных помещениях КБ АТО с цветами на рабочих местах, с вольерами цветных попугайчиков, с любовью и красиво оформленными местами отдыха — курилками — все обустраивалось и поддерживалось на должном уровне в приказном порядке, как на корабле. И не удивительно, что за 4–5 лет утопавшее в грязи предприятие превратилось в «Предприятие высокой культуры», на котором, в числе первых из всех предприятий нашего министерства, была установлена на проходной автоматизированная система выдачи пропусков.
По своему характеру С. П. Попов был весьма эмоционален, за порядок во всем переживал всей душой и страстно реагировал на отклонение от нормы и виновных подвергал серьезным наказаниям, доходило до публичных оскорблений. Свои разносы, вплоть до неприкрытого хамства, в пылу критики недостатков он предназначал, в основном, руководящему составу КБ и опытного производства, по отношению к рабочим такое случалось весьма редко.
После того как пыл эмоционального возбуждения спадал, он приходил на место работы оскорбленного и приносил искренние извинения за свою несдержанность и грубость при разносах за провинность, а порой и за напраслину (по навету злопыхателей и доносчиков, которые были во всех подразделениях). Со временем оскорбительные выходки адмирала стали восприниматься как само собой разумеющееся, и на его весьма оригинальные действа обиды никто не держал (по крайней мере никто публично не возмущался), но поддержанию порядка они способствовали.