Поединок

Но жизнь боксера и жизнь вообще есть то, что происходит с человеком, когда он поглощен иными планами.

Дэйв Дрэйпер как в воду глядел, утверждая, что у Желтка «проблемы с выносливостью». Желтопузый перестарался, он стал медлительнее и жадно хватал воздух перекосившимся вялым ртом. Вот тут-то Маховик и нанёс запыхавшемуся парняге тяжёлый удар под ложечку — откуда только силы взялись. А их придал Маховику Ян Влодарек, решивший, что пора брать управление общим телом в свои руки. Почти без паузы Ян провёл сопернику мощнейший свинг правой в живот, дабы окончательно сбить Желтку дыхание. Впрочем, тот уже «плыл». Влодарек всадил ему страшной силы удар под самое сердце и вдруг понял, что побеждает — не только в пятом раунде, который он вначале собирался, по остроумному выражению хоккеистов, «прокатать на одном коньке», а вообще в этом бою, определяющем чемпиона в среднем весе. Когда Ян и все до единого болельщики в зале увидели, как Желток подставляет сразу обе перчатки в попытке блокировать удар левой, звездобой почувствовал: Абу Аби кранты. Оборонительный приём желтокожего боксёра выглядел жалким, наивным, безнадёжно любительским.

Маховик-Влодарек подготовился и нанёс противнику решающий удар. Это был его коронный правый свинг — вот где пригодились длинные руки! С громким хлопком, услышанным, наверное, даже в задних рядах затихшего как перед бурей зала, удар пришёлся в челюсть Желтка.

Толпа буквально взорвалась, выплёскивая накопившуюся ярость, злобу и агрессию. Шарик прокололи, воздух нашёл выход и был этот воздух ещё зловоннее того навозно-дерьмового компоста и субстрата, на котором жил и развивался придуманный англичанами бокс — жестокий спорт настоящих мужчин, целью которого является сознательное нанесение противнику черепно-мозговой травмы. Желательно такой, чтобы получивший травму боксер не поднимался после счёта «десять».

Публика ревела, колотилась в падучей, отплёвывалась жёлто-зелёной жвачкой жёванного-пережёванного «Ред мена» уже несколько секунд, а Желток-Сапар тягуче, как мёд, оседал вдоль канатов, струнами чудовищной бас-гитары наигрывавших ему отходную — «Ночь тихого марша». Негнущееся тело боксёра неохотно заваливалось и наконец опрокинулось на спину. Абу Аби ударился о ринг сперва головой, а потом уж ногами — потрясающий кадр для кровожадных камераменов! Некоторое время глаза Желтка оставались открытыми, но когда его тело, словно поудобнее устраиваясь на белом похоронном одре, перестало рапидно колыхаться и в окончательной неподвижности улеглось на туго натянутом брезенте, шторки век медленно сомкнулись, спрятав помутневший взор неудачника от бесцеремонно-любопытных взглядов беснующейся толпы.

Рефери ещё не успел начать отсчёт, а Олива и Акбар уже выпрыгнули на ринг. В их смуглых — пергаментно-жёлтой и иссиня-чёрной — руках агрессивно блеснуло металлом что-то острое. Но это были не ножи, как почудилось некоторым криминальным элементам и сорвиголовам, а обыкновенные ножницы. Судья добросовестно считал, а Акбар, положив на всё с прибором, разрезал шнурки боксерских ботинок. Видя такой оборот, рефери прекратил бессмысленные упражнения в арифметике, буркнул под нос «О’кей!» — и, махнув рукой, нагнулся и вытащил изо рта Абу Аби загубник. Тем временем Серджио Олива искромсал шнуровку перчаток и сдёрнул их. Пока на ринг подсаживали доктора, Олива разрезал бинты.

Доктор, маленький подвижный человечек, неуловимо смахивающий на зайца или суслика, опустился на корточки. Он зачем-то оттянул резинку трусов, пощупал пульс, потом поочередно оттянул веки Абу Аби. В этот момент доктор действительно напоминал зайчишку из пошлого анекдота. Застигнутый врасплох у мёртвой кобылы, тот не моргнув глазом пояснил любопытным, что затрахал кобылу до смерти…

Ритуальная пляска белохалатного коновала была совершенно излишней: Абу Аби переместился поближе к Аллаху. Доктор кивнул в такт своим мыслям и поднял кроличьи глазки на молчаливо склонившихся над ним рефери, секундантов и Роджера Гловера, кружком обступивших «место происшествия», которое можно обозначить и как «место преступления». Им казалось, что они заглядывают в свежевырытую могилу, куда по недоразумению упал Желток, а суетливому докторишке — что он смотрит на живых людей с помрачневшими лицами из могильной ямы, куда он спрыгнул, чтобы констатировать чужую смерть. Доктор мазнул по Влодареку неприязненным, подозрительным взглядом — так нацеливает окуляры на военную базу противника спутник-шпион — и обезоруженно развёл руками.