Поединок

Начало четвёртого раунда мало чем отличалось от концовки третьего. Желток демонстративно прижимался к канатам, иногда едва ли не садясь на средний. Только получив сочный правый под ложечку, Абу Аби оставил в покое шаткую опору и запрыгал по всей площади ринга, но вскоре вновь нарочно забился в угол, поддразнивая противника периодически высовываемым языком.

У Влодарека потемнело в глазах от лютой ненависти к фигляру. Звездобой знал: его дразнит не Абу, а подлый виртль Сапар. Он помнил о необходимости держать дистанцию, но ненависть и злоба к желтопузому галактическому выродку ослепляла его.

Маховик-Влодарек сблизился с ехидно подмигивающим ему соперником и принялся ожесточенно молотить его по корпусу. Желток хладнокровно отвечал. Незаметно для Маховика они предельно сократили дистанцию и наконец сцепились в клинче.

Дрэйпер сделался мрачным как грозовая туча, лицо его почернело, цветом мало уступая широкой физиономии Хейвуда. Посерьёзневший Хейвуд что-то надсадно кричал, ревущая от восторга публика требовала крови. Оттягивающиеся на зрелище болельщики использовали в «советах посторонних» массу словечек, взошедших и расцветших на том самом дерьме, которое уже давно захлестнуло профессиональный бокс и всё связанное с ним.

— Уложи гада!

— Прихлопни белую гниду!

— Сбей с копыт жёлтого клоуна!

— Пригвозди ублюдка!

— Надери ему задницу!

— Стряхни кривляке пыль с ушей!

— Поставь узкоглазого на колени!

— Разделай белокожего под орех!

— Аллах акбар!

Клинч был стихией Абу Аби. Он коротко ударил Гловера левой по почкам, потом ещё и ещё. Маховик отталкивался от соперника, пытаясь выпутаться из клинча и перегруппироваться. Ценою нескольких пропущенных ударов ему удалось вырваться на свободу и отступить, сохранив боевые порядки, свидетельством чему было то, что напоследок он сумел ловко смазать Желтка шнуровкой по узким, как тестерные пазы звездолета, глазам.

Оказавшийся вне пределов досягаемости противника Маховик позволил себе расслабиться. Он опустил левую и почти снял защиту, заманивая Абу Аби, но тот издевательски скалился, отказываясь преследовать его. Чуть-чуть выигрывающий по очкам Маховик не побрезговал потянуть время, подпрыгивая на одном месте и только изображая финты или даже поползновение на проведение оных. Каждый отдавал инициативу сопернику, будучи себе на уме. Публике пассивность бойцов не понравилась. Раздались осуждающие, вначале нестройные, свистки, постепенно слившиеся в штормовое море оглушительного свиста. Боксёры вели себя как велосипедисты на треке, исполняющие так называемый сюрпляс, приглашая соперника первым пойти в атаку.

Маховик не выдержал и двинулся на противника, но как бы по принуждению, неохотно — так выходит к доске плохо выучивший урок школяр. Маховик испытывал физическое отвращение к мерзкой ухмылке, узкому прищуру раскосых глаз и пергаментно-жёлтой, как у больного вирусным гепатитом, коже Абу Аби — встроенный в его организм Ян Влодарек добавлял Роджеру Гловеру ненависти и злости, но не мастерства и уверенности. Маховик готовился к отражению левого свинга Желтка по корпусу, под дых, но мощнейший, без подготовки, удар пришёл совсем из другого «сектора космоса».

Влодарека будто ослепил главный звездолётный лазер. Беззвучный взрыв, звездообразная вспышка непереносимо яркого света, и парень опрокинулся на туго натянутый брезент — настоящий похоронный саван для тех, кто ловит на ринге ворон. Уже лёжа на спине, но думая, что стоит на ногах, поддерживаемый лишь одной тревожно бьющейся в висках мыслью — как бы не упасть, он тупо осознавал, что на самом деле пялится в потолок, в какие-то балки, фермы, вымпелы, флагштоки и кронштейны. Маховик-Влодарек ощущал себя чайной ложечкой в треснувшем стакане, наполненном мутным чаем. Ложечка казалась переломившейся посередине как раз на границе двух сред — воздушной и водной. Таким видел себя парень со стороны, примерно так же воспринимал он окружающую действительность в ипостаси распластавшегося на полу боксера. Изображение в глазах перерезала зигзагообразная трещина, будто он смотрел на корабельный монитор, связанная с которым видеокамера, установленная в тестерном пазу звездолёта, была повреждена микрометеоритом.

Счёта рефери Влодарек не слышал. Какие силы помогли ему подняться, неизвестно, но сделать это было неимоверно трудно. Роджер Гловер подсознательно понял, что рвать кишки и мотать их на руку сегодня не стоит, а следует поберечься. На заре своей боксёрской карьеры он несколько раз брал подобные «тайм-ауты», потому и продержался на ринге столько лет. Он лег не нарочно, не во исполнение воли околоспортивных заправил, просто невовремя «щёлкнул клювом», за что и был незамедлительно наказан противником. Совесть его была чиста, зато она мучила Влодарека — мучила тоже подсознательно, ибо парень пока ничего не соображал. Поднимаясь, звездобой боролся не только с весом собственного тела, но и с обмякшим, отяжелевшим телом не желающего вставать Роджера Гловера.