Коммунисты, друзья коммунистов и даже их политические противники, ученые, писатели, журналисты, родственники замученных фашистами людей — все они пришли сюда, чтобы рассказать миру правду, о которой они не хотели — не могли! — молчать. Они охотно поведали бы ее и на Лейпцигском суде, но в ответ на запрос Международной комиссии гитлеровское министерство внутренних дел отказалось гарантировать их безопасность.
Да и здесь, в Лондоне, они вовсе не были избавлены от опасности: переодетые и загримированные под респектабельных джентльменов, гестаповские агенты наводняли английскую столицу; никто не сомневался в том, что они проникли и в этот зал.
В один из дней дошла очередь до свидетеля Вильгельма Кенена, бывшего германского депутата от партии коммунистов, того самого, которого еще 28 февраля фашисты объявили соучастником поджога лишь потому, что за несколько часов до начала пожара он находился в здании рейхстага. Фашисты боялись, что он был очевидцем затеянной провокации. Чтобы заранее бросить тень на его показания и расправиться с ним, фашисты и объявили Кенена соучастником поджога.
О том, что Кенен будет допрошен, знали только члены комиссии. Но опасность от этого нисколько не уменьшилась. Достаточно было Кенену появиться в зале, и секретный фашистский агент мог бы тотчас сообщить об этом своим дружкам, шныряющим по улицам Лондона. Проследить за Кененом и выкрасть его было для гестаповцев делом наипростейшим.
— Господа, — сказал Притт, обращаясь к залу, — сейчас нам предстоит заслушать очередного свидетеля. В силу некоторых обстоятельств я вынужден предварительно принять чрезвычайные меры, Английский закон не позволяет частному собранию юристов принудительно держать людей взаперти. Поэтому замкнуть двери этого зала, арестовав на час или два присутствующих здесь лиц, я не вправе. Но я вправе просить незамедлительно покинуть зал тех, кто имел намерение уйти в ходе предстоящего допроса. К тем же, кто останется, у меня покорнейшая просьба-выходить из зала только с моего разрешения.
Это тоже, конечно, ни для кого не было формальной обязанностью — отпрашиваться у председателя. Но теперь уже каждый без спросу поднявшийся со своего места привлек бы к себе внимание зала.
— С Георгием Димитровым, — сказал Кенен, — я вообще не был знаком. И никогда с ним не встречался… Двадцать седьмого февраля я часов до восьми вечера работал в одном из кабинетов, отведенных депутатам-коммунистам, — редактировал текст выступления на предстоящем предвыборном митинге. Когда я спустился в вестибюль, меня поразила исключительная предупредительность швейцара. Поразила потому, что он был фашистом и давно уже не скрывал своей ненависти к коммунистам. А тут вдруг расплылся в любезной улыбке. «Зачем, — спрашивает, — вы торопитесь, господин Кенен? Посидели бы еще, поработали бы в тишине. Когда кругом никого нет, лучше работается, ведь правда?» Я подумал тогда, что это просто насмешка; с чего бы фашисту заботиться об условиях для моей работы?.. Ну, а после пожара разгадать эту хитрость было уже нетрудно: если бы я остался в рейхстаге еще хоть полчаса-час, меня просто задержали бы «на месте преступления»…
Десятки добровольных помощников охраняли запасной вход, через который немедленно вывели бы Кенена, если бы хоть один человек вышел из зала. Во дворе клуба на этот случай дежурило восемь машин, и в каждой из них лежал костюм, чтобы Кенен мог переодеться, и грим, который в несколько минут изменил бы его лицо.
Но ни грим, ни костюмы использовать не пришлось. Из зала никто не вышел, и Кенен довел свой рассказ до конца. Через несколько часов его уже не было в Англии. Фашистские ищейки так и не напали на его след.
…Допрашивают друзей Георгия Димитрова, его давних соратников по общему делу, вместе с ним прошедших тюрьмы, подполье и эмиграцию…
Приглашают на трибуну Елену Димитрову, сестру Георгия, — она тоже с детских лет вступила на путь революционной борьбы…
Правду о Димитрове и об интернациональном братстве трудящихся рассказывает хорватский коммунист Джуру Цвиджио…
Ровно в полдень 18 сентября Притт объявил заседание закрытым и сообщил, что комиссии требуется сорок восемь часов для составления приговора.
Вечером 20 сентября гигантский зал Кекстон-холла был переполнен. Там, на массовом митинге трудящихся, Международная следственная комиссия решила обнародовать свой приговор.
Обвинительный приговор фашизму: комиссия признала, что в Германии после прихода гитлеровцев к власти попраны все законы, все права и свободы граждан, все гарантии правосудия.
Оправдательный приговор Димитрову и его товарищам: «Обвиняемые в поджоге рейхстага коммунисты, как установлено тщательно проведенным расследованием с участием многочисленных свидетелей и экспертов, не имели к пожару ни прямого, ни косвенного отношения. Все нити преступления ведут к дому председателя рейхстага Геринга, где собирались поджигатели, и где они укрылись, и откуда только и могли быть доставлены в здание рейхстага горючие материалы».