Поэт, или Охота на призрака

– Майк, ты не хуже меня понимаешь, что эта статья должна быть написана. Если Форд действительно позвонил в ФБР, то завтра они уже будут здесь и статья накроется медным тазом. Ты же сам работал на Министерство юстиции и знаешь, как трудно бывает вытянуть из них хоть что-то интересное. Эта история либо вообще будет похоронена, либо появится в печати через год с лишком, да и то в кастрированном виде. Сплошные выдумки и ни одного факта. Это обязательно случится, если ты не поможешь мне с компьютером.

– Я сказал – нет. Рисковать всем из-за какой-то статьи…

– Послушай, Майк, ты, безусловно, прав. Единственное, чего я хочу, это написать статью. Громкую, сенсационную статью на целую полосу. Но согласись, что я это заслужил. Если бы не я, то ФБР не докопалось бы до правды и за сто лет. Но меня хотят выкинуть из дела. Подумай об этом, Майк. Поставь себя на мое место. Представь, будто что-то подобное случилось с твоим братом.

– Нет, Джек, не уговаривай меня, это бесполезно.

Я встал.

– Ну что же, если ты вдруг передумаешь…

– Я не передумаю.

– В общем, я намерен перебраться в отель «Хилтон». В тот самый, где стреляли в Рейгана.

Это было все, что я сказал на прощание. Майк мне не ответил.

Глава 15

Коротая время в номере «Хилтона», я просмотрел на ноутбуке все свои файлы, добавил в них то немногое, что мне удалось узнать в Фонде поддержки правопорядка, и наконец позвонил в Денвер Гленну, чтобы рассказать о результатах изысканий в Чикаго и Вашингтоне. Когда я закончил, Гленн громко присвистнул, и я представил себе, как он, откинувшись на спинку кресла, обдумывает дальнейшие перспективы.

Строго говоря, я уже мог бы написать неплохую статью, но меня это не радовало. Мне хотелось оставаться в гуще событий, чтобы рассчитывать не только на ту информацию, которую сочтут нужным сообщить сотрудники ФБР и полиции. Мне хотелось вести расследование самому. О том, как расследуются убийства, я писал уже сотни раз, однако сам прежде всегда оставался сторонним наблюдателем. Сейчас мне представилась возможность наблюдать за развитием событий изнутри, непосредственно в них участвуя, и я не собирался так легко выпустить ее из рук. Пока что я несся на самом гребне волны, и мои волнение и восторг, должно быть, были сродни тому, что чувствовал Шон, впервые напав на след преступника. Охотничий азарт – так он это называл.

– Эй, Джек, ты меня слушаешь?

– Что? Да, конечно. Просто я задумался.

– Когда мы сможем напечатать статью?

– В зависимости от обстоятельств. Завтра у нас пятница? Дай мне денек: у меня предчувствие, что мы еще увидимся с этим бывшим репортером из фонда. Если завтра до обеда он не проявится, я попытаюсь сунуться в ФБР – мне сказали, к кому там можно обратиться. Если и из этого ничего не выйдет, я вернусь домой в субботу и напишу статью для воскресного выпуска.

– Отлично, – одобрил Гленн. – Даже если нам придется потеснить другие материалы, оно того стоит. У тебя же настоящая сенсация: обнаружен маньяк-убийца, который безнаказанно ездит по всей стране и вот уже бог знает сколько времени убивает полицейских…

– Ну, я бы не стал утверждать это однозначно. Ничего еще точно не известно. Сейчас расследование ведется только в двух штатах, а убийца копов – существо гипотетическое.

– Все равно это чертовски интересно. Как только мы упомянем о ФБР, статья сразу приобретет общенациональную окраску, хотим мы того или нет. К тому же мы натянем нос и «Пост», и «Нью-Йорк таймс», и всем остальным. Пускай они нас догоняют.

«Не нас, а меня», – подумал я, но вслух ничего не сказал. В словах Гленна была заключена нелицеприятная правда о журналистской профессии. Среди репортеров давно уже перевелись альтруисты, наша работа, увы, более не имеет никакого отношения к праву граждан на информацию, да и пресса уже не состоит на службе обществу. Теперь мы деремся за информацию, отчаянно пиная друг друга, и все для того, чтобы не дай бог не плестись в хвосте, но обойти и обставить конкурентов, натянуть нос другим изданиям, соревнуясь в том, кто первым добудет сенсационные материалы. И кто получит Пулицеровскую премию в конце года. Скажете, что я слишком мрачно смотрю на вещи? Но, варясь в этом котле несколько лет, поневоле станешь циником.

Пообещав Гленну держать его в курсе событий, я дал отбой. После этого я некоторое время в раздумье бродил по комнате, пока не поймал себя на том, что прикидываю, какие перспективы способна открыть передо мной подобная статья. А что, пожалуй, при желании я даже сумел бы выбраться из Денвера и обосноваться в любом из городов Большой Тройки: Лос-Анджелесе, Нью-Йорке или Вашингтоне. На худой конец – в Чикаго или в Майами. Следовало подумать и о том, не написать ли мне книгу – громкие преступления пользовались у издателей хорошим спросом.

Тут мне стало стыдно. Какое счастье, что никто посторонний не способен прочесть наши потаенные мысли. Или, может, наоборот: будь это так, человечество переменилось бы к лучшему?