Поэтика пространства

Понадобились бы долгие психологические исследования, чтобы определить значение морального примера, позаимствованного из жизни животных. Но мы столкнулись с этой проблемой случайно, а потому не станем на ней подробно останавливаться. Впрочем, есть названия животных, которые сами по себе могут рассказать о многом: одно из них – рак-отшельник. Этот моллюск не строит себе раковину – он, как мы любим повторять, поселяется в чьей-то пустой раковине. А когда ему там становится тесно, переселяется в другую.

Рака-отшельника, заселяющего брошенные раковины, иногда сравнивают с кукушкой, откладывающей яйца в чужие гнезда. Похоже, в обоих случаях Природа развлекается, нарушая естественные правила морали. Всякий исключительный случай волнует наше воображение. И оно охотно приписывает птице-скваттеру всякие хитрости и уловки. Люди говорят: кукушка, выждав, когда мать-наседка отлучится, разбивает одно из лежащих в гнезде яиц, а затем сносит свое. Если она сносит два яйца, то разбивает тоже два. А еще эта птица – недаром она кричит «ку-ку!» – замечательно умеет прятаться. Начнет играть в прятки – вдоволь пошутит над вами. Впрочем, кто ее видел? Кукушку, как многих представителей живого мира, мы знаем только по имени, но никогда не видели своими глазами. Кто отличит рыжую кукушку от серой? Разве не считалось когда-то, говорит аббат де Вальмон, что серая кукушка со временем становится рыжей, что серые «откочевывают на север, а рыжие – на юг, поэтому тех и других никогда не увидишь в одном месте: у перелетных птиц такой обычай, что старые и молодые редко зимуют в одном краю».

Стоит ли удивляться, что птице, так хорошо умеющей прятаться, долгие века приписывали способность принимать другое обличье? По словам аббата Венсело, «древние думали, что кукушка может превращаться в ястреба». Когда я размышляю над этой легендой и вспоминаю, что кукушка якобы ворует яйца, мне кажется, что история о кукушке, превращающейся в ястреба, по сути сводится к известному выражению: «Сегодня вор, завтра убийца».

XI

Бывают умы, для которых определенные образы обладают особым, непреходящим обаянием. Один из таких умов – Бернар Палисси: он хранит верность образам раковины. Если бы нужно было дать Бернару Палисси определение в соответствии со стихией, преобладающей в его материальном воображении, его следовало бы зачислить в категорию «земных». Но поскольку материальное воображение сплошь состоит из нюансов, следовало бы уточнить, что воображение Палисси – воображение «земного», для которого «земля» – это твердая глина, глина, отвердевающая в огне; но он также представляет себе и другой, естественный путь к отверждению посредством некоей отверждающей соли, чей источник находится где-то рядом. И этот другой путь нам указывает раковина. Подумать только: мягкотелое, скользкое, «слюнявое» существо само умеет придать своей раковине твердую консистенцию. И принцип отверждения обладает такой мощью, борьба за твердость заходит так далеко, что раковина обретает дивный глазурный блеск, словно она воспользовалась помощью огня. К красоте геометрических форм добавилась красота материала. Какую неисчерпаемую тему для размышлений предоставляет раковина гончару и художнику! У скольких животных, застывших под глазурью на блюдах гениального керамиста, кожа стала тверже самой твердой из раковин! Взглянув на увлечение Бернара Палисси с точки зрения космической драмы субстанций, единоборства глины и огня, начинаешь понимать, почему даже маленькая улитка, выделяющая из себя вещество для раковины, пробудила у мастера, как мы сейчас увидим, бесконечное множество грез.

Из всех этих грез мы отметим здесь лишь те, в которых появляются самые необычные образы дома. Например, тот, который описан в его трактате «Настоящее наставление»[124], в главе под названием «О городе-крепости». Он не надеется найти подобное сооружение «в городах, какие были выстроены до сего дня». Витрувий, объясняет автор, также не может помочь ему в нынешний век артиллерии. И он отправляется бродить «по лесам, горам и долинам, в надежде найти какое-нибудь искусное животное, которое строит себе дом с помощью своего искусства». После долгих поисков Бернар Палисси обращает внимание на «юную улитку, которая строила свой дом и свою крепость из собственной слюны». Мечты о строительстве дома изнутри занимали Палисси несколько месяцев. Все свободное время он тратит на прогулки по берегу океана, где видит «множество разнообразных домов и крепостей, которые построили себе маленькие рыбки из своей собственной жидкости и слюны, и вот я подумал, что мог бы найти здесь нечто полезное для моего дела». Поскольку «битвы и бесчинства в море» гораздо разрушительнее, чем на земле, то самым беззащитным, мягкотелым существам «Господь даровал искусство строить себе дом, возведенный и рассчитанный с такой соразмерностью и благолепием, что сам Соломон во всей мудрости своей не смог бы выстроить подобного».