Поэты пражского «Скита»

Теперь в Европе, в полусне
Мансарды, спрятанной под крышей,
Что память бледная напишет
О той семнадцатой весне?..

Как вспомнить митинги и банты,

И пыл речей, и крик свобод.
Когда, вернувшись, эмигранты
Великий превозносят год!

И с поездов под сень вокзала —

Гром бесконечных марсельез
Летит войскам наперерез…
Из окон праздничного зала.

А на проспектах гимназисты

Сбивают медных птиц с аптек
И видят, как над далью мглистой
Цветет зарею новый век.

И новой радостью тревожен

Короткий, звонкий сердца стук.
И шашкой, вырванной из ножен,
Не разрубить сплетенных рук…

И к вечеру все тише, тише,

Все реже верный пулемет
Напрасно с черной, мокрой крыши
Густой, весенний воздух рвет…

Ах, помню, помню ветер алый

Над степью русскою. И вот
Уже клянутся генералы
На красном знамени свобод!..

…Теперь они, грустя в Париже,

Тщеславясь верностью царю.
Какою ненавистью брызжут
На ту февральскую зарю!

И, забывая бант и речи,

И выборы, и комитет, —
Наедине опять на плечи
Цепляют пару эполет…

Ах, все равно…

                           — Одни законы
Ведут наш мир в иных мирах.
Судьба последнего Бурбона
Звучит в различных именах…

А мне судьба моя дороже

Чужих трагических судеб.
И горек эмигрантский хлеб,
И каждый год — так горько прожит!

И каждый год — невозвратим,

И каждый день — почти безумен…
И там, вдали, велик и шумен
Четвертый, невозможный Рим!

Какими странными путями

Мечта столетняя цветет!
Над чьими тихими полями
Российский встанет небосвод?

И чьи спокойные дороги

Солдатский смеряет сапог,
И пыль воинственных тревог
На чьи опустится пороги?..

И солнце новых Аустерлиц,

Взойдя над старою Европой,
Наклонит блеск своих ресниц
В опустошение потока…

Глава 3-я