Поэзия и проза Древнего Востока

«О, стать бы мне, как в прежние дни,
как в месяцы, когда хранил меня Бог,
возжигал светильник над моей главой,
и в свете Его я шел среди тьмы;
как был я во дни моих ранних лет,
когда Бог миловал мой шатер,
когда еще Крепкий был со мной
и дети мои — вокруг меня;
когда во млеке омывались мои шаги
и скала изливала для меня елей!
Выходил ли я к воротам градским,[983]
посреди площади восседал —
юноши прятались, завидев меня,
а старцы, поднявшись, оставались стоять.
Вельможи смолкали передо мной,
прижимали палец к своим губам;
и стихала старейшин речь,
и к гортани прилипали их языки.

Слышало ухо — и завидовало мне,

видело око — и хвалило меня!

Ибо я спасал кричащего бедняка

и сироту, что помощи не найдет;
благословение страдальца было на мне,
и утешалось обо мне сердце вдовы.
Как в ризу, в правду облачался я,
возлагал на себя справедливость, как тюрбан;
я был глазами для того, кто слеп,
и ногами — для бессильного ходить.
Для нищих являл я собой отца,
в дело незнакомца вникал умом,
челюсть беззаконного сокрушал,
исторгал добычу из его зубов!

И думал я: скончаюсь в моем гнезде,

словно птица Феникс, прожив жизнь;[984]
корни мои открыты воде,
и роса ночует на моих ветвях;
не стареет слава моя у меня,
и крепок лук мой в руке моей!

Предо мною стихали, внимали мне,

молча выслушивали мой совет;
после слов моих кончали судить,
и речь моя росилась на них.
Как проливня вод, ожидали меня,
как позднему дождю, открывали рот:
улыбнусь — не смеют верить глазам,
просияю ликом — и они не скорбят!
Я назначал им пути, воссев, как глава,
как царь в кругу дружины своей,
утешая плачущего печаль.

Глава 30