Поэзия и проза Древнего Востока

С моими глазами условился я,
чтобы на девицу мне не глядеть.
Какой же суд от Бога с небес
и от Крепкого свыше какой приговор?
Не грешнику ли гибель суждена
и беда не тому ли, кто творит зло?
Разве Он не видел мои пути
и все мои шаги не сосчитал?

Если ходил я с людьми лжи

и к лукавству поспешала моя нога, —
пусть взвесят меня на верных весах,
и познает Бог невинность мою!
Если отклонялся мой шаг от пути,
и глазам моим следовало сердце мое,
и приставало пятно к моим рукам, —
пусть посеянное мною вкушает другой,
и с корнем исторгнут отрасль мою!

Если к женщине сердце мое влеклось

и у дверей ближнего я строил ров, —
пусть на другого мелет моя жена
и чужие наклонятся над ней!
Ибо это скверна, и это позор,
вина, караемая судом,
огонь, испепеляющий дотла,
который сжег бы все мое добро.

Если попрал я право моего раба

и служанки моей, что в тяжбе со мной, —
что делал бы я, когда восстанет Бог
и когда воззрит Он, что молвил бы я?
Не Создавший ли в родимой утробе меня,
не тот же ли Творец их сотворил?

Если отказывал я нищим в желанье их,

если печалил глаза вдовы;
если кус мой я съедал один
и не ел от него со мной сирота
(с детства он рос у меня, как при отце,
и от чрева матери я пекся о нем);
если видел я гибнущего нагим
и без одежд убогого зрел
и не благословляла меня плоть его,
и не грела его овец моих шерсть;
если руку поднимал я на сироту,
зная, что подмогу найду в суде, —

пусть плечо мое отпадет от хребта

и от локтя отломится моя длань!
Да, страшен для меня Божий гнев,
и пред величьем Его не устою.

Если в злате полагал я надежду мою

и говорил кладу: «Опора моя»;
если рад был, что богатство мое велико
и что много стяжала моя рука;
видя Солнце, как сияет оно,
и Луну, как во славе она грядет,
если совратился я в сердце моем
и целовал мой рот руку мою, —

то был бы достойный суда грех,

ибо от Бога отказался бы я.

Если рад был я гибели врага моего,

ликовал, когда беда настигала его
(но ведь не позволял я гортани грешить
и накликать проклятье на его жизнь),

если не говорили в моем шатре:

«Кто же угощением его не сыт?»
(но ведь под небом странник не ночевал,
и прохожему отворялась моя дверь) —

если грех мой я скрывал, как Адам,

прятал в груди моей порок
(но ведь тогда таился бы я от людей,
перед гневом сородичей моих робел,
молчал бы и не смел выйти за дверь), —

о, пусть бы выслушал кто меня!

Вот жалоба моя! О Крепкий, ответь!

Пусть напишет запись мой Истец!

На плече моем я носил бы ее,
возлагал бы на себя, словно венок;
все шаги мои я открыл бы Ему,
к Нему бы приблизился, словно князь.

Если вопияла земля против меня

и плакали борозды земли моей,
если я вкушал ее плод, не платя,
и душу земледельца отягощал, —

пусть вместо хлеба растет терн

и плевелы — вместо ячменя!»