Поэзия народов СССР IV – XVIII веков

Ведь языческой печалью, как безверьем, полон я,

И с моим исламом правоверным я вовеки не знаком.

Навои, внемли совету — если утром пьешь вино,

То росу рассветной розы не считай своим питьем.

ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ СТАРОСТИ

* * *

Она ушла, покинув пир, и села на коня, хмельна,

А я ей чашу протянул, с мольбой держась за стремена.

Нет, мне ее не удержать, но я бы в жертву жпзнь принес

За то, чтоб кем-нибудь иа пир она была возвращена.

Торопит всадница коня — и сердце падает в груди,

Мечом обиды ранен я, жестоко грудь уязвлена.

Зачем не насмерть я сражен? Не легче ль муки мне пресечь,

Чем торопить в обратный путь и гнать сквозь темень скакуна?

А без нее шумливый пир печален, горек и уныл,

Нарушен сердца сладкий сон, душа покоя лишена.

От века так заведено: кто выпьет радости бокал,

Сто кубков горечи тому судьба велит испить до дна.

Я в одиночестве умру. Не странно ль — преданность моя

Ответной верностью в любви ни разу не награждена!

Когда белеет голова, с уединением смирись,

Ведь не украсят звонкий ппр ни грусть твоя, ни седина!

Неверную не возвратишь. К чему ж терзаться, Навои?

Смотри: ты бледен, стан дрожит, душа печалью смущена.

* * *

В мой дом, разгорячась, вбежала с вечернею звездой она,

Испариной омыла розы, как розовой водой, она.

Ресниц разбойничьих кинжалы — похитчики моей души,

Прядь амбровым жгутом спустила на стан свой молодой опа.

Приют мой темный озаряет солнцеподобный лик ее.

Я на свету дрожу пылинкой,— не луч ли золотой она?

Взяв за руку меня, смеется, сажает около себя.

Пересыпает слов алмазы, сверкая красотой, она.

И говорит: «Печальный друг мой, как поживаешь без меня?»

Что я отвечу ей? Сковала язык мой немотой она.

Кувшин с вином опа открыла и кубок полный налила,

Пригубив, молвила с упреком, с лукавой прямотой она:

«Скажи, Меджнун, не сновиденье ль, что разума лишился ты?

Испей вина, открой мне душу, какой живет мечтой она?»

Я выпил, потерял сознанье, к ногам возлюбленной припал,—

Не хмель сразил меня — сразила своею добротой она.

Тому, кто в снящемся свиданье, как Навои, блаженство знал,

Не спать до воскресенья мертвых: сон сделала бедой она.

* * *

Только ты взяла с улыбкой пиалу из рук людей,

Как порвались от рыданья связки всех моих костей.

Гурия к тебе явилась спор вести о красоте,

Но и та, тебя увидев, удалилась поскорей.

Стала ночь моей разлуки мне опасностью грозить,

Потемнела, словно нежный гиацинт твоих кудрей.

Сердце гибнет от удара взором пущенной стрелы,—

Словно зверя на охоте, ты разишь стрелой своей.

Я несчастен: у любимой состраданья нет ко мне,—

Эти слезы и рыданья не тревожат сердце ей.

Что такое сад свиданья, ты не спрашивай меня:

В мире горестной разлуки, как в тюрьме, я много дней.

Как беспечен тот, кто скачет, выпустив узду из рук!

Упадет он без дыханья, погружен в мечты о ней!

Тот свободен от печали, кто бежит толпы людской,

Но оставшемуся с нею в мире жить еще грустней.

Каждый миг твои собаки прогоняют Навои,

Но обманом он в их свору возвращается скорей.

* * *

Здоровым меня оставить не захотела любовь,

Во прах обратив, пустила по ветру тело любовь.

В разлуке при мне остались отчаянье и болезнь,

А душу солью страданья вконец изъела любовь.

Грозящее миру пламя гудело в моей груди,

Там ярким огнем горела, не искрой тлела любовь.

Но люди, теряя душу, прийти умоляют смерть,

И палачей луноликих пускает в дело любовь.

Жестокости обучила Ширин и Лейли она,

Меджнун и Фархад счастливцы, лишь мной владела любовь.

Разлука, тоска, безумье — убийцы, но в этот мир

Прийти и разить несчастных им всем велела любовь.

Однако за благочестье я близости не отдам,

Не дам, чтоб в могиле тесной средь роз истлела любовь...

О Навои, будь счастлив, что ты еще жив и любишь,

Страданьями награждает и сверх предела любовь.

* * *

Я желтухой болен, кравчий. Весь в осеннем цвете яром,

Где ж вино, что охмеляет винограда желтым даром?

И лицо мое, и тело — листья желтые на ветке.

Пожелтели — кто ж излечит их целительным отваром!

И в очах зрачки с белками стали желты, как тюльпаны.

Что за хворь? Той розоликой жечь меня дано пожаром!

Говорят, очам полезно видеть желтое — ах, где же

Кипарис в одеждах розы, что пылает желтым жаром?

Желтоперой птицей ночи стал среди полдневной стаи

Пожелтелый день разлуки, что сражен судьбы ударом.

Если ж не больным желтухой ночь и утро, отчего же

Ночь распустит кудри, солнце лик свой рвет — в рыданье яром?

Желтизну больного тела Навои скрыл в прахе скорби —

Так вот нищий в землю прячет золото в кувшине старом!

* * *

Улыбки всем расточая, мне ты не улыбнулась,

Встретив мой взор, печалью одетый, не улыбнулась.

В жажде твоих рубинов подобен я стал шафрану,

Но ты и при виде этой приметы не улыбнулась.

Молил я: «Скажи хоть слово», но знаком ты приказала

Мне умереть и, слыша обеты, не улыбнулась.

Не зная счастья слияний, себя ты отдать не можешь,

Я не дивлюсь, что при этой беде ты не улыбнулась.

Послушай, Меджнун с Фархадом были лишь струйкой дыма.

Я — пламя, но ты б и вспышке кометы не улыбнулась.

Улыбка подобна солнцу, coлнцу светить пристало,

Жаль, что ты на такие советы г» улыбнулась.

О, Навои, от розы вдали соловей тоскует,