Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Летя на пламенный огонь, я бабочкой в огне сгорела.
Меня разлука извела — свечою я в окне сгорела.

На пир свиданья я пришла и чашу скорби испила,

Вино вскипело на устах, и сердце в том вине сгорело.

И что не слыхано нигде, в слезах, в соленой, злой воде,

Сгорели глаз моих зрачки, жизнь, что цвела на дне, сгорела.

Мой соловей, с тобой вдвоем мы в сад надежд не попадем,

Лети, мой друг, своим путем — ведь роза по весне сгорела.

Когда же сделалось темно, огнем заискрилось вино, —

Махфи, тебя сожгло оно, ты по своей вине сгорела.

Идолопоклонница

Я только идолам молюсь, ислам мне незнаком.
Я завиток твоих волос храню от всех тайком.

Ты, разум, не кори меня, позором не стращай, —

Любовью я опьянена, и все мне нипочем.

Но это все одни мечты — нет друга у меня.

И равнодушия стена вздымается кругом.

Друзья, ровесники мои, где ваша доброта?

Я сострадания ищу — нет жалости ни в ком.

К чему искать ее у тех, живущих средь утех?

Они сочтут за тяжкий грех заботу о больном.

«Зачем рыдаешь, соловей? — смеется ветерок.—

Напрасно изнываешь ты один в краю глухом».

В скирде страданья скорбь моя — ячменное зерно,

Была я вскормлена бедой, как в детстве молоком.

Ты ждешь свидания, Махфи? С разлукой примирись, —

Нет роз без ранящих шипов в неверном мире сем.

* * *

Аллах мой! Этот светлый луч не ты ли нам послал?
Он ослепил мои глаза, он болью сердца стал.

Кто он с божественным челом из сада красоты,

В короне падишаха он сверкает, словно лал.

Вокруг него круженье лиц, сплетенье небылиц.

С холодным безразличьем он всем россказням внимал.

Он на меня взглянул в упор, явил участья взор,

Кто друг его и недруг кто — никто мне не сказал.

Его увидя, соловей сперва, смутясь, умолк

И, очарованный навек, защелкал, засвистал.

На чьем пиру он званый гость, кому познать пришлось

Тот жар, которым мотыльку он крылья обжигал?

Дом, где надеждой я жила, разрушен был дотла.

Он снисходительно спросил: «Кто жил здесь и страдал?»

Сказала я: «Гляди, Махфи, безумна от тебя».

«Не знаю никакой Махфи!» — ответ его звучал.

* * *

Мою единственную страсть не отобрать им от меня,
Из сада, что взращен был мной, хозяйку дерзко изгони.

Те раны, что нанес кинжал, бальзамом можно исцелить,

Но никому не погасить в груди зажженного огня.

Из сада выгнали меня и ввергли в капище беды.

Живу я, роз и соловьев — моих советчиков — кляня.

Махфи ослабла, так слаба, что сил нет слабость перенесть.

В жилище временном моем я жду зарю иного дня.

Памятник любви