Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского

Первые мертвецы [33]

Он здесь, он здесь! Явился он —
Великий мор людской! —
Вещает колокольный звон
На башне городской.

Он здесь, он здесь! Он у ворот,

Могуч, неумолим!
Лачуги и дома господ
Открыты перед ним.

Он здесь! Снимает урожай!

Его ужасен след!
Наверно, вымрет скоро край,
А в гетто мёртвых нет!

По городам, по деревням

Смятенье, плач и стон.
Здесь правит смерть! Лишь в гетто – там
Не видно похорон.

Вещает колокол, гудит:

Сто мёртвых ночью! Сто!
И только в гетто – чернь твердит —
Не заболел никто.

Что скажут рыцарь и монах

В ответ на глас молвы?
Мрачнеют лица. В гетто – страх
От шороха листвы.

Дрожат и ждут… Судьба лиха…

Вдруг радость: наконец
Есть двое мёртвых! Ха-ха-ха!
Благословен Творец!

И осторожно, не спеша,

С весёлым блеском глаз,
«Хевра» шагает «кадиша»[34]
Глядите, смерть у нас!

Не торговать, не на базар,

Не удивлять купцов —
Везут, как редкостный товар,
Двух новых мертвецов.

Вчера поднять не смели взор,

И вот – благая весть!
Смотрите все: великий мор
Теперь и в гетто есть!

Но жалко, нет колоколов,

И башен нет у нас.
И возглашает, петь готов:
«Есть в гетто смерть!» – Парнас[35]!

Ури-Нисан Гнесин 1879, Стародуб (Россия) – 1913, Варшава

«В час заката, в час молчанья…»

В час заката, в час молчанья
Незаметно роща плачет —
О голубке так рыданья
Сердце горестное прячет.

Что ты, роща, лик склонила,

И в тоске осенней вянешь?
Сердце, что стучишь уныло,
И больную душу ранишь?

Шепчет роща: «Отшумела

Я зелёною листвою,
А голубка улетела,
Сердце взяв твоё с собою».

Элегия

Нет, не пасмурного солнца
Еле светит луч, мерцая —
То в моём напеве искра
Угасает золотая.

Ибо ложному кумиру

Я поверил в час сомнений.
И ему слагал я гимны,
Преклонив пред ним колени.

И казалось – даже в скорби

Я кумира не отрину.
Но пропала вера эта,
Словно канула в пучину.

Рухнул идол мой могучий,

Богом бывший мне когда-то,
И теперь между собою
В бой вступили бесенята.

Чтобы мой оплот последний —

Душу полную смятенья,
Превратить в свою добычу,
И терзать без сожаленья.

Нет, не пасмурного солнца

Еле светит луч, мерцая —
То в пустыне мёртвой гаснет
Искра жизни золотая.

«Страстью томим, в одиночестве…»

Страстью томим, в одиночестве
Гасну я день ото дня…
Что же стыдишься ты, милая?
Или не любишь меня?

Или всё ждёшь, пока сбудется

Сна золотого обман?
Бога живого заменит ли
Идол – литой истукан?

Так не стыдись же, любимая!

Дай мне ладонь, и вдвоём
Мы на руинах покинутых
Храм наш с тобой возведём!

Яков Фихман 1881, Бельцы (Бессарабия) – 1958, Тель-Авив

Она одна