Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Одна мечта во мне жила,
Когда ж блеснул надежды свет,
Он грусть и боль оставил мне,
Чтоб радость их сменить могла.
Другого утешенья нет,
Чем то, что видел я во сне:
Что та, кто женщин всех одна
На все затмила времена,
Любовью вспыхнет мне в ответ.
Я чту в одной и всех других,
Но от других мне нужен лишь привет.
«Кто беспорочен, кто правдив,
Тому и честь супругом быть
И господином надо мной.

И, сердце радостям открыв,

Я буду истинно любить,
Я буду верною женой.
В нем счастье, узнанное мною
Как женщиной и как женою.
И долг мой — счастьем быть его.
Нет места для достоинств мужа
Надежней сердца моего».

Так радость я обрел в жене

На весь мой век. Покуда жив,
Я буду все делить с ней дружно.
Ее любовь — опора мне:
Пришла, мне милость подарив,
И стала всем, что в жизни нужно.
Я счастлив был, когда она
Сказала, нежно смущена,
Что всю себя мне отдает.
Не удивляйтесь, если в сердце с тех пор я не таю забот.

* * *

Одно скажи: «Благодарю!»[193]
Я видел, как прекрасна ты,
И вот стихи тебе дарю
Как воплощенью красоты.
Я по тебе одной тоскую,
Хоть всем служу охотно вам.
Другой пусть изберет другую
И славит в ней прекрасных дам.
Язык наш тот же: я пою
Свою красавицу, пусть он поет свою.

Как совершенна голова!

Смотрю — и небо я постиг.
Лицо — таких найдешь ли два?
То херувима нежный лик.
И две звезды на нем блестят.
Глядеться в них — и быть с ней рядом,
Быть с нею вместе, — взгляд во взгляд!
О, вдохновленный этим взглядом,
Я стал бы молодым.
Любовью болен я, но боль ушла б, как дым.

Бог, дав ей краски для ланит,

Из роз и лилий сплел букет,
И белый в них с пурпурным слит
В один необычайный цвет.
Пусть Небо мне во грех зачтет,
Но мне приятней видеть их,
Чем солнце, чем небесный свод, —
О, что сболтнул мой глупый стих?
Так поклоняясь ей,
Я не заставлю сердце страдать еще сильней?

Когда б губами я прильнуть

К ее подушке красной мог,
Здоровье пролилось бы в грудь,
Я б исцелился, видит бог.
Когда в постель, неся огонь,
Идет она — вот быть бы там!
Подушку эту только тронь,
Польется запах — как бальзам!
Ах, я б украл ее
И к ночи приносил бы милой сокровище мое.

А стройность шеи, рук и ног —

Не волшебства ль на всем печать?
Что между них я видеть мог,
О том я должен умолчать.
Но я не крикнул ей: «Прикрой!»
Когда, свежа, обнажена,
Меня не видя, мой покой
Навек разрушила она,
Подъемлясь из ручья
И влажных прелестей от света не тая.

* * *