Погадай на любовь (СИ)

Чирикли разбирала свою сумку, выглядевшую слишком жалко и бедно на фоне роскошной квартиры с лепниной и позолотой, с огромными статуями и спальнями с широченными кроватями, которые могли вместить семью из семи человек, и сердце ее то и дело заходилось от страха. Она будет жить с мужчиной. Вдвоем. Да если отец узнает, он не просто проклянет, он ее палкой отходит за такое! И навсегда лишит благословения рода.

Замирая в отчаянии при мысли, что позорит сейчас свою семью, девушка, тем не менее, продолжала раскладывать вещи в выделенном ей шкафу. Потом покосилась на распахнутые в гостиную двери. Кирилл не хотел ее смущать, даже поставил замок, чтобы она могла спокойно спать ночами. Но Чирикли считала, что это лишнее — она и так доверяла мужчине, знала, он ни за что не тронет ее, не прикоснется к ее телу без разрешения. Но от соблазна и от своих странных опасных мыслей никуда не деться. Никакой замок не поможет сбежать, спрятаться от самой себя.

А после того, как Любава поняла, что любит Кирилла, она испугалась. Что теперь делать? Как жить дальше? Ее семья никогда не примет русского, им придется разорвать все связи с ее родными. Но этой судьбы Чирикли тоже не хотела! Она слишком любила своих близких…

Вспомнился разговор с бабушкой, которая сердцем почуяла беду.

— Девочка, ты попала в такую историю, из которой можно не выбраться живой, — строго отчитывала старуха, и голос ее, измененный расстоянием, скрипел и трещал в трубке. За грязным стеклом телефоннoй кабинки мелькали смазанные силуэты людей, и Чирикли беззвучно плакала, слушая слова бабушки.

Она говорила о древнем проклятии, о его силе, о том, что если прокляли дитя через мать, и прошло так много времени, что дитя это успело вырасти, то справиться с такой бедой почти невозможно. Потому что зло проросло в душе человека, вцепилось в него, корнями оплело, закрыло путь к свету. А еще потому, что отыcкать колдуна, который делал наговор, почти нереально.

— Я ходила в запределье ради тебя, — продолжала бабушка строго. — И видела, как одна русская женщина делает чары на след другой. И ее мужчине… Это слишком сильные чары, Чирикли. Она смешала это колдовство с кровным, использовала самую сильную энергию из существующих, свою собственную кровь и кровь мужчины, которого хотела погубить. Неудивительно, что муж проклятой женщины умер, сгорел свечой на ветру, ведь основной упор был сделан на его смерть. А Кирилл, о судьбе которого ты слишком тревожишься, он случайная жертва. Его зацепило всего лишь… Но помни, дорогуша, если отец узнает, что ты якшаешься с русским, он с тебя шкуру спустит. Не посмотрит, что ты уже живешь среди русских, учишься и давно стала взрослой. Ты знаешь, как он относится к чистоте крови.

Чирикли молчала и глотала слезы, не в силах признаться бабушке, что поздно — все предупреждения не имеют силы, ведь она пропала. Она всей душой полюбила этого русского, и не знает теперь, как ей жить без него.

— Мишто (*хорошо), — перейдя на родное наречие, выдавила из себя девушка. — Ме сым о ромни (*я помню, что я цыганка). Те ажутис ма (*помоги мне)!

— На дар (*не бойся), — таким же тоном продолжила старуха,

Чирикли как воочию увидела ее морщинистое смуглое лицо с черными пронзительными глазами. — Хохавеса бэнгоро (*обманешь черта)!

И послышались короткие гудки.

А Чирикли стояла и смотрела на стекло, сжимая в руке бумажку с заклинанием, которое могло помочь Кириллу и его матери. Нo чтобы oно пoмогло, Любе нужна была кровь той жещины, которая наложила проклятие. Или какая-то ее вещь. Иначе не получится…

Сейчас, разбирая вещи, она лихорадочно пыталась сообразить, как все это рассказать Вознесенскому, и как отыскать неизвестную даму, бывшую когда-то любовницей его отца.

если она вообще умерла? Что тогда?

Нет, оборвала себя Чирикли, нервно дернув молнию на сумке, она не будет о плохом даже думать.

Иначе сбудется.

Вечер бился в окна тьмою, шумел и стекал водою по трубам, шелестел ломкими листьями, что ветер приносил на подоконник… а Кирилла все не было. Да, Люба понимала, что он очень занят на работе, что и так слишком мало внимания уделял в последние дни фирме — причем из-за Чирикли и ее ансамбля. Все понимала, а не могла унять в сердце тревогу.

Тьма за окнами шептала что-тo страшное, в зеркалах метались тени, но они не пытались прорваться в мир реальный, ведь — это были обычные зеркала, не цыганские, потому и не было теням выхода… Но все же Чирикли занавесила их от греха подальше и попыталась отвлечься, занявшись ужином. Она решила испечь по старинному рецепту пирог сывьяко с начинкой из мака, приготовить фаршированную рыбу и суп хабе на мясном бульоне, заправленном зеленью. Подумав, добавила в похлебку баклажаны и перец — продуктов в холодильнике хватaло, и готовить, когда не думаешь о том, где взять нужные ингредиенты, было одно удовольствие. Справилась она быстро, жалея, что Кирилл ещё не вернулся. Люба хотела хоть как-то отблагодарить его за все то, что он для нее сделал, и накормить вкусным ужином показалось хoрошей идеей.