Когда раздался звонок в дверь, тревога усилилась. Чирикли быстро сполоснула руки, оправила свое домашнее платье, и скользнула к двери, приникнув к глазку. Вряд ли Вознесенский звонил бы — у него есть ключи.
Иван Стоянов. Замер, сложив руки на груди. Чирикли притаилась, не зная, что делать. Она почему-то боялась открывать двери этому мужчине. Но с другой стороны — это же лучший друг и напарник Кирилла. Может, он пришел по какому-то срочному делу, думая, что Вознесенский уже дома? Нехорошо заставлять человека ждать в подъезде.
Чирикли вздохнула. Но ведь и пусать его тоже нет желания.
— Я видел свет в кухне! Люба, откройте мне! — послышался громкий окрик за дверью.
Нерешительно Чирикли приблизилась и коснулась цепочки. Тревога усилилась. Но девушка лишь глубоко вздохнула, будто перед прыжком в холодную воду, и щелкнула замком.
Распахнула двери.
— Здравствуйте, но Кирилла еще нет, — нервно сказала она, пытаясь не смотреть на мужчину.
Тот решительно шагнул в квартиру, отодвигая Любу.
— Я в курсе, но на улице холодно и дождь, и как-то не хочется торчать на лестнице. У меня к Кирюхе срочное дело.
— Я понимаю, — она попыталась скрыться в своей комнате, но Иван, услышавший ароматы с кухни, удержал ее, схватив за руку.
— Я голоден, как волк. Не угостите? С утра ничего не ел! А у вас так аппетитно пахнет.
— Может, вы дождетесь Кирилла и поужинаете с ним? — осмелела Чирикли и вырвала руку из его захвата.
— Может, — он хмыкнул и уставился на Любу с нехорошим прищуром. — знаете, Любочка, не ожидал, что вы окажетесь такой наглой стервой.
Она отшатнулась, будто он ее ударил. И зачем только двери открыла? Теперь точно не выгнать этого нахала! Но выслушивать оскорбления в свой адрес она точно не намерена.
Чирикли молча пошла дальше по коридору, пытаясь унять гнев. Она понимала, что если начнет грубить Ивану, то он точно не отстанет.
— Эй, я с тобой разговариваю! — он бросился следом, схватил ее за плeчо и резко развернул к себе. — Тоже мне, недотрога! Если ты думаешь, что будешь строить из себя эдакую снежную королеву, и это меня обманет, так ошибаешься! Я таких, как ты, насквозь вижу! Твоя подружка мне дала сразу же, и ты вряд ли ломаться будешь. сли я захочу…
Хлесткая пощечина оборвала его слова, и Чирикли, покраснев от смущения и злости, ругнулась на своем языке.
— Ах ты, тварь! — сплюнул Стоянов и замахнулся, чтобы ударить, но вместо этого схватил Чирикли за длинные волосы и намотал их на руку, потащив девушку к дивану в гостиной. — Ты, сучка, не знаешь еще, с кем связалась! Это Кирюхе лапшу вешай! А я тебя, тварь, проучу!
— Пусти! — взвизгнула Люба, пытаясь вырваться, но куда там — кажется, только оставив шевелюру в кулаке Стоянова, ей бйзгдее это бы удалось. Тогда она попыталась ударить его, но он перехватил ее руки и завел их ей за спину.
— Тихо, тихо, цыганоча, тихо, — прошипел он, прижав девушку к себе спиной, чтобы она не смогла его укусить или лягнуть. — Ты не строй из себя целку, знавали мы таих. Цену набиваешь? Та я поажу Кирюхе, что ты таая же шалава, как остальные… Тихо…
Он бросил ее животом на диван и навалился сверху, и девушка едва не задохнулась от боли, огда он вывернул ей руи. Зашипела, снова выругавшись, и ощутила, как Стоянов оленом пытается раздвинуть ей ноги. Он отпустил волосы Любы, чтобы свободной руой схватить за грудь и больно смять ее.
Чирикли взвыла, попыталась вывернуться и укусить, но тут же поняла, что не может вдохнуть — мужчина ткнул ее лицом в диванную подушку. Несолько секунд показались ей вечностью, а потом все исчезло — и руки подонка, сжимающие запястья и грудь, и нога, которой он пытался раздвинуть ей бедра… Послышались маты, хрипы, звуки ударов… И Чирикли поглотила темнота.
Кoгда Кирилл приближался к подъезду, он ощутил странную, ничем е объяснимую тревогу. Казалось, что-то притаилось в темноте, что-то жуткое, опасное. Но опасное не ему… Непонятое чувство заставило его взлететь по лестнице, едва не сбив с ног соседа.
Дверь не была заперта. И сдавленный крик Любавы заставил Кирилла похолодеть. Он ощутил, как на лбу выступил пот, а руки сжались в кулаки. Как оказался к квартире, он плохо понимал, кажется, снес в коридоре парочку дорогущих ваз, и когда влетел в гостиную, то с ужасом увидел, что Стоянов, которого он полагал лучшим другом, завалил на диван Чирикли и пытается коленом раздвинуть ей ноги. Девчонка едва стонала, придушенная подушками, и черные волосы ее расплескались вокруг, свивaясь змейками.
— Ах ты сука… — выдохнул Кирилл и опустил на голову Стоянова первую попавшуюся под руку вещь — это оказался магнитофон.
Дальше все было как в плохом кино — оглушенный Стоянов сполз с девушки, та застыла в страной позе, явно потеряв сознание, а Кирилл пинал ногами в тяжелых ботинках бывшего лучшего друга, сопровождая все это отборным матом. Потом подхватил Стоянова за грудки, протащил по коридору и спустил с лестницы, едва удержавшись, чтобы напоследок не врезать по хребту.