Погоня за ветром

Церковный причт возглавил духовник Льва — пресвитер[182] Мемнон, бывший монах Киево-Печерской лавры. Как некогда отец Льва, князь Даниил украшал и обустраивал Холм, так теперь и Лев старался укрепить и расширить любимый свой град. Но не только этого хотел он. Мечтал, мыслил едва не ежечасно, чтобы стал Львов главным городом всей Червонной Руси, чтобы затмила слава его славу и Галича, и Владимира, и Холма, да и, что греха таить, и древнюю славу Киева.

Был князь Кий — и создал он город Киев, был князь Крак — и город есть Краков, князь Владимир — и город Владимир, а теперь вот князь Лев, и... Далее домысливайте сами, многомудрые летописцы и книжники учёные. А только становился Львов-город с каждым днём обширнее и краше.

Много появилось здесь в последние годы зданий и церквей — многоглавых соборов и маленьких церквушек, боярских палат и добротных купецких домов, выложенных из камня — зелёного холмского и галицкого белого. Из камня были и княжьи хоромы, и дом баскака ордынского, окружённый дубовым тыном.

Тын пониже, построенный из деревянных кольев, тянулся по склону, окаймлял многие дома посадских людей, извилистой змейкой струился вниз, обрываясь у подножия. Главную воротную арку в детинце Лев тоже задумал выложить из камня, но покуда она оставалась буковой. Зато створы ворот были изготовлены из листов меди и позлащены.

«Яко Златые врата киевские, — радовалось сердце честолюбивого князя, когда смотрел он на сверкающее в солнечных лучах золото. — Такие же и в Царьграде есть».

Лев вспоминал свою покойную бабку, родственницу ромейского императора Исаака Ангела, и её рассказы о столице некогда гордой державы ромеев. Бабка была маленькой, сгорбленной старушкой, ходила она, опираясь на кипарисовый посох, но даже отец порой боялся этой властной и решительной женщины.

Когда дед Льва, князь Роман, погиб в бою с ляхами у Завихоста в лето 1205 от Рождества Христова, бабка с двумя маленькими сыновьями на руках вынуждена была бежать из Галича от происков наглых и хитрых бояр. Много лет боролась она с ворогами, устраивая счастье детей, и когда наконец Даниил утвердился на галицком, а Василько — на волынском столе, удалилась в монастырь. Но и там не оставалась она в стороне от державных хлопот и забот. Часто наведывалась она к сыновьям и внучатам, давала советы, всегда мудрые, старалась передать им свой горькими слезами омытый опыт. Ещё в те давние годы, когда князь Даниил яростно боролся за галицкий стол, за города и земли, когда и слыхом никто не слыхивал о Батые и его монголах, тёмными зимними вечерами, устроившись на обшитой бархатом лавке, положив сморщенные старческие руки на посох, рассказывала бабка маленьким княжичам Льву и Роману про великолепный Константинополь.

Льву тогда едва исполнилось десять, Роман был на два года младше. Свесив босые ноги с деревянных полатей, затаив дыхание, внимали они сиплому старческому голосу старой княгини.

— Есть в Великом городе Константина Мидий — столб путевой, весь он сложен из колонн и арок. Наверху столба сего — крест, а под ним — статуи святых равноапостольных Константина и Елены. От Милия отсчитывают расстоянья. Есть неподалёку от Милия конная статуя базилевса[183] Юстиниана в образе Ахилла. В шуйце держит Юстиниан шар, а десницу на восток простирает.

Есть во граде Константинополе храм Святой Софии Премудрости, с куполом огромадным, с окнами, яко из хрусталя. Есть колонна камня белого, кою перенесли из Египта Древнего. Есть в монастыре Спаса чаша из белого мрамора, в коей Христос превратил воду в вино. В церкви Святых Апостолов два столпа великих хранятся. К одному из них был привязан Христос, а у другого плакал после троекратного отречения своего Пётр. Ещё есть в Константинополе медная труба Иерихонского взятия, есть кивот, в коем манна небесная хранилась.

В Ормлянском монастыре огонь горит, тот самый, возле коего грелся апостол Пётр в страшную ночь. С западной стороны окаймляет Константинополь высокая стена каменная. И в стене той — врата Златые, с аркою мощною из каменья белого. Створы же врат сих из золота содеяны. Диво дивное, детки! — Вспоминая родину, бабка смахивала с глаз слёзы. — Много сосудов золотых хранилось такожде в церквах и монастырях городских. Но беда пришла на землю нашу — нагрянули на Константинополь, яко саранча, лютые враги — латинские крестоносцы. Предали они град Константина неслыханному зверскому разоренью. И поныне держат они во власти своей земли ромейские. Сколь тогда богатств и святынь погибло — не счесть, детки! И некому было град защищать от латинян, от бесчинств и поруганья, потому как передрались меж собой вельможи наши. Дядя мой со братом своим и с сыном родным воевал.

— Эх, меня там не было! — восклицал, потрясая кулаком, восьмилетний Роман. — Я б ентим крестоносцам показал, где раки зимуют!

Лев, усмехаясь, молчал. Он был старше брата и многое уже понимал.

— А расскажи ещё про ворота, бабушка! — просил он. — Велики ли они? На коне проехать можно было?