Погребенные

Он не ошибся. Вне зависимости от обстоятельств, у меня не было вариантов. Я нуждалась в любой зацепке. Чувствовала, что обязана попытаться. И пускай существовал риск, что он лишь посмеётся надо мной, мне не оставалось ничего другого, кроме как сделать шаг первой. Эттвуд не походил на человека, готового идти на уступки.

– Дай, – указала я на бокал в его руке. То, что собиралась сделать, нуждалось в подкреплении. – Давай его сюда. Быстрее, пока я не передумала.

Я схватила бокал, который мгновение назад сжимал в руках Эттвуд, и залпом осушила. От крепости алкоголя в глазах заплясали искры.

– Какого чёрта? Что это?

Я швырнула бокал обратно на столик. Во рту жгло, а из глаз брызнули слёзы. Широко раскрыв рот, я принялась махать перед лицом руками и громко дышать, чтобы поскорее избавиться от ощущения раскалённой лавы на языке.

Габриэль сдержанно прыснул в кулак. Он так старательно сдерживал смех, что весь напрягся и стал вдвое больше, чем показался на первый взгляд. На плечах и предплечьях под слоем чёрной рубашки обрисовался рельеф. Он был красив, но всё равно мудак.

Взгляд упал на его колено, и я вспомнила, как тёрлась об него и стонала. Захотелось застрелиться.

Прополоскав рот водой и вернув стакан обратно в руки Габриэля, я прокашлялась. Он отставил то, во что наплевала в сторону, и с грустно оттопыренной нижней губой сообщил:

– Никто ещё так жестоко не расправлялся с моим джином…

– Я слышу голоса, – на одном дыхании выпалила я, чтобы не передумать. Решила начать с безобидных загробных шепотков, а уже потом, прощупав почву, поведать о вполне реальных призраках, оставляющих после себя следы.

– Что? – Эттвуд повернул голову и уставился на меня.

– Где Вивиан и Дориан?

– Они ушли… погулять.

– Через окно? – прищурилась я. – Я скажу тебе, но они ничего не должны узнать. Обещай мне.

– Обещаю.

– Клянись!

Он смотрел на меня как на дурочку, а я сидела и потела от волнения, вытирая взмокшие ладони о побитые колени. Я не знала этого мужчину, не доверяла ему. Если раньше я не боялась поделиться тем, что вижу во сне кошмары, теперь дела обстояли иначе. Ситуация с Жераром изменила подход к ситуации. Я серьёзно опасалась того, что надо мной начнут смеяться или издеваться. То, что раньше приходило лишь во снах, стало просачиваться в реальный мир. Всё стало в разы серьёзнее.

– На мизинчиках, – прохрипела я, глупо вытянув вперёд палец. Я изо всех сил оттягивала момент, когда придётся узреть реакцию Эттвуда, ещё одного свидетеля моего психоза.

Растерявшись, что, казалось, ему совершенно несвойственно, Габриэль оттопырил мизинец длиной с мой указательный палец, и как-то неуверенно протянул мне руку. Наши взгляды встретились. Стоило почувствовать его дыхание на щеке, и я, судя по ощущениям, слегка покраснела.

– Если ты кому-то проболтаешься, Габриэль Эттвуд, я найду тебя, – пообещала я, пожимая его мизинец.

Не отнимая руки, он резко накренился вперёд. Свободными пальцами заправил выбившуюся из причёски под названием «воронье гнездо» прядь и прошептал в самое ухо, сделав это так чувственно, что я снова вспотела:

– Твой секрет – мой секрет, Аника Ришар.

Накинув поверх расстёгнутой рубашки помятый пиджак, Эттвуд вёл машину и курил в приоткрытое окно. Светало. Небо окрасилось в оранжевый, и я прикрыла глаза, размышляя о том, как важно ценить жизнь, пока она нормальная.

В иных обстоятельствах я бы сочла компанию Габриэля будоражащей. Молодой, красивый, весьма состоятельный мужчина за рулём дорогой машины ранним утром вёз меня домой по ещё пустующим улицам Парижа. Надо полагать, мечта любой девушки. Но не моя. Я мечтала о крепком сне, горячем душе и как минимум пяти часах для того, чтобы позалипать в социальных сетях. Не хотелось думать и разбираться с тем, что Габриэль поведал мне час назад.

Приоткрыв один глаз, я покосилась на него. Обвела взглядом чётко очерченный подбородок и чувственные губы, которые выдыхали дым. А потом взяла пачку сигарет из подлокотника и приоткрыла окно.

– Раз уж мы теперь… партнёры, – начала я, подкуривая, – ты должен знать, что я всё ещё считаю тебя и твоих друзей очень странными.

– Страннее, чем ты и твои видения?

– Это запрещённый приём!

– Прости, – без капли искренности извинился он и уставился на дорогу.

До моего дома мы доехали молча. Чёрный спорткар тарахтел как паровоз, и я попросила Эттвуда высадить меня на остановке.

– Это мило, – ответил он, прислонившись спиной к машине, пока я корчилась в попытке нащупать завалившийся под сиденье телефон.

– Что мило?

– Тебе за двадцать, а ты боишься, чтобы я заехал во двор. Мама запрещает?

– Ты меня бесишь, – простонала я, внезапно осознав, что рука под сиденьем перестала двигаться. – Чёрт.

– Что?

– Рука застряла, – пропищала я, едва не вывернув плечевой сустав. – Можешь как-нибудь отодвинуть сиденье?

– Ты жутко проблемная девушка, Аника. – И пусть я не видела, но почувствовала, как он закатил глаза.