Погребенные

– Мне ведь интересно! Ты никогда ничего не рассказываешь, и у меня ничего не спрашиваешь. Вот, например, тебе не интересно, как я провела вечер в компании доктора? – Она словно забыла о том, что оставалось кое-что важнее, глобальнее и страшнее. Иногда у меня возникала мысль, что под копной светлых волос на её голове прячется дыра, через которую протекает вся важная информация, задерживается же только бредятина на уровне инстинктов.

– Не интересно. Прямо сейчас меня интересует десятичасовой сон, горячий душ и литр куриного бульона.

– Как грубо, – скривив губы, обиженно ответила она. – Значит…

– Нет! – Всё, она меня довела. Не сдержав подкатывающую от пережитого истерику в голосе, я воскликнула: – Не спала я с ним! – Юридически. Ну и фактически, если не считать за физическую близость один мимолётный оргазм на его колене. – А теперь уходи.

– Ладно-ладно, – сдалась мама, заметив, как у меня задёргался правый глаз, – поговорим потом.

– Спасибо, – выдохнула я, уже готовясь к тому, чтобы закончить занятие и провалиться в недельную кому.

Моргнула всего на секунду, а когда открыла глаза, оказалось уже поздно. Агата Ришар одним резким движением подняла свою задницу, зацепив за платье застёжку от валяющейся на кровати подвески.

– Ой! – пискнула она, почувствовав, как что-то разорвалось. – Ой, Аника, ты зачем её тут бросила?

Вместо тысячи слов я шлёпнула себя ладонью по лицу. Получилось звонко и больно. То, что надо.

– Прости. – Мама сгребла то, что осталось от моего единственного украшения, себе в ладонь и добавила, закрывая дверь: – Я обязательно всё починю!

Урок со вторым учеником пришлось отменить. Кратко изложив детали выдуманного отравления и извинившись за то, что пропустила вчерашние занятия, я захлопнула ноутбук. А потом упала на кровать и широко раскинула руки. Щебет птиц и тёплое июньское солнце шли вразрез с кошками, что скребли на душе.

«Прости меня, отец» – вот и всё, что я сказала на его похоронах. Повторяла бессчётное количество раз, пока ему закрывали глаза. Повторяла, пока ему выпрямляли руки и подвязывали подбородок. Повторяла, пока мама, взяв на себя роль гассала, омывала его ноги и готовила к встрече с Аллахом. Повторяла, пока его тело одевали в саван. Повторяла, бросая в его могилу последнюю горсть земли.

Мама не знала, что отец играл на деньги. Никто не знал, пока я случайно не подслушала разговор с Пьером Беннетом, его ближайшим другом. Он попросил меня ничего не рассказывать маме и пообещал исправиться, а я, потребовав новую машину, согласилась сохранить его секрет.

Но что, если бы тогда я сообщила ей? Вдруг мама бы повлияла на него так, как умела влиять только она одна? Что, если это я… убила его?

Борясь с сонливостью, я таращилась в потолок. Хотелось прийти уже хоть к какому-нибудь умозаключению, но ни одно из них не подходило. Часть меня радовалась и надеялась, что всё это и в самом деле посттравматический стресс после потери близкого человека, другая же настойчиво протестовала и подкидывала всё новые и новые доказательства того, что ситуация складывалась совершенно иная.

Но… вдруг во всех этих видениях нет ничего сверхъестественного? Вдруг всё это время я просто мучила саму себя, винила в его смерти?

Я вскочила с кровати и стала бродить по комнате, то и дело спотыкаясь о разбросанные по полу вещи. Неряха. Я была самой настоящей неряхой, без посторонней помощи не способной поддерживать чистоту даже на десяти квадратных метрах.

С момента нашего с мамой переезда прошло полгода, а некоторые коробки с личными вещами так и остались неразобранными. Неуверенно на них покосившись, я обхватила себя руками, словно в попытке защититься.

Но от чего я хотела защититься все эти полгода? От кого?

Принять решение удалось не сразу. Я подняла одну коробку и поставила её на кровать, а потом залезла на подоконник и, закурив, ещё долго наблюдала за солнечными зайчиками, пляшущими вокруг надписи: «Галиб Ришар».

В глубине души я знала, что не виновна в его смерти. Это вовсе не я обанкротила семью, не я приставила дуло пистолета к его виску, не я оказалась настолько слабой, что не смогла найти причины жить дальше.

Только вот как развивались бы события, поступи я тогда иначе? Как поступил бы Галиб Ришар, если бы знал, что даже после случившегося его семья не отвернётся от него?

Одним резким, нетерпеливым движением я разорвала печать на коробке и уставилась на кипу бумаг. Юристы передали их нам после первого судебного заседания, но мы с мамой так ни разу и не открыли коробку.

– Мам…