Погребенные

Глядя ей в глаза, я не видела ничего, кроме отражения маленьких банкоматов, печатающих евро. Это страшное открытие, задевшее что-то в глубине души, вызвало вспышку последовательных воспоминаний. Я словно побывала в каждом ярком моменте из нашего прошлого, в этот раз пронаблюдав за всем со стороны. Отвращение и разочарование – слишком мягкие синонимы к тому, что я ощутила, и лишь небольшая прелюдия – что, по всем законам плохого кино, грозило развернуться здесь и сейчас.

Я молчала, медленно задыхаясь от нехватки кислорода. В поисках поддержки оглядела зал, но Мэгги, Каса и Робинса в радиусе ста метров не наблюдалось.

– Привет, Аника, – поздоровался Патрик, первым сделав шаг навстречу. Когда его рука легла мне на талию, а грудь прижалась к его животу в вежливом объятии, в глазах почернело. Колени подкосились, но я устояла, облокотившись на его руку.

Не так я представляла нашу встречу. А я её представляла и не единожды. К счастью, сейчас на мне было приличное платье. И глаза я накрасила водостойкой тушью, открывающей возможность задохнуться в слезах и соплях, не испортив макияж.

Именно это я ощутила, подняв голову и встретившись взглядом с Патриком. Он выглядел как чистокровная Франция в своём лучшем проявлении: высокий, с тонкими чертами лица, скульптурно изогнутым носом и слегка вьющимися черными волосами до плеч. И парфюм… он по-прежнему пах собой. Моим потерянным домом.

– Как трогательно, – чокнувшись сам с собой, подал голос Алан, сын генерального директора «Рено». – Смотрю на вас, и душа поёт. Рад, что Аника простила измену Патрика.

– Заткнись, Алан, – сухо отрезал Патрик, по-прежнему придерживая меня под лопатками.

– Да, заткнись Алан, – поддержала Моника. – Анике сейчас и так непросто. У неё проблемы с психическим здоровьем, – добавила шепотом, прикрыв рот рукой. – Крошка Жерар мне всё рассказал. Ты как? Держишься после смерти отца? Почему не звонила?

– Моника, – предупреждающе зарычал Патрик.

Я чувствовала себя выброшенной на берег рыбой. Воздуха в лёгких осталось критически мало. С глазами на мокром месте я посмотрела на Жерара, склонив голову, уставившегося в пол. Обвела взглядом остальных и осознала, что они делают то, что мы делали всегда.

Мы насмехались, издевались над слабыми. В университете травили Жерара и других, разделяя круг общения по социальному статусу и материальным возможностям. Проблема заключалась лишь в том, что я больше не принадлежала их компании. Для них я стала даже хуже, чем Жерар, накрывший фуршет для этого ужина.

– Как твоя мама? – спросила Виктория, засунув надутые губы в узкий бокал в попытке сожрать замороженную клубнику. – Я на днях видела её в городе. Она несла пакеты с продуктами. – Пакет и продукты из её уст прозвучали ругательством.

– Это неприлично, Виктория, – злорадно усмехнулся Маркус. – Говоришь таким тоном, будто бы в том, чтобы не иметь денег и покупать продукты самостоятельно, есть что-то постыдное. Аника, не слушай эту идиотку.

Патрик по-прежнему с грустью смотрел на меня, не находя в себе сил остановить происходящее.

– Прости, – Виктория поджала губы. – Просто я так удивилась. Агата Ришар была моей иконой. Я даже подумала предложить ей денег…

– Аника, правда. Тебе нужны деньги? Я могу дать тебе сколько хочешь, – спохватилась Моника. – Ты ведь поэтому никуда с нами не ходишь, бедняжка? Но хорошо, что ты приняла моё приглашение и пришла сюда сегодня. Ты сильная. Я горжусь тобой.

Думая, что меня стошнит, я уже подыскивала урну. Любимая ваза с бамбуковыми ветками тётушки Бенетт подошла бы идеально.

– Ты её приглашала? – удивилась Виктория.

– Нет? О, вроде нет. А кто тебя пригласил?

– Я, – раздалось из-за спины как гром среди ясного неба.

Взгляд Моники тут же пополз вверх, а глаза расширились от удивления. Патрик тоже развернулся, а я так и осталась стоять, безжизненно таращась в одну точку.

– Здравствуйте, monsieur? – тут же изменившись в лице и поперхнувшись собственной ядовитой слюной, кокетливо улыбнулась бывшая подруга.

Виктория не уступала ей, приосанившись и поправив декольте.

– Эттвуд, – ответил Габриэль, укладывая огромную ладонь мне на живот и притягивая к себе.

Накрывая пальцами его руку, которая теперь сжимала мою талию, я ощутила странный ток между нами и вздрогнула.

– Я слышала о вас, monsieur, – хохотнула Моника. – Вы…

– Прошу прощения, madame, но нам пора.

Я так перенервничала, что запуталась в ногах, когда Эттвуд потянул меня за собой. Очевидно, решив не терять времени, он слегка приподнял меня над полом и в таком положении дотащил до свободного фуршетного столика.

Поставив меня на ноги, Габриэль взялся за еду и запихал себе в рот сразу две тарталетки, а я наконец смогла рассмотреть его во всей красе.

Мысленно извинившись перед всеми галстуками в мире, которые так сильно не любила, я подняла голову и провела взглядом от лакированных чёрных туфель до такого же цвета галстука, язычком прячущегося под застёгнутым на две пуговицы пиджаком. Одежда сидела на нём настолько идеально, что ни громкое чавканье, ни попытка облизать тарелку не умаляли общего великолепия.