Я рванула за ним, чуть не подвернув ногу. Небольшая винтовая лестница вела наверх. Подгоняемая гулом из главного зала, в истеричном жесте я сгребла подол длинного платья в кулак и, ориентируясь на запах духов Габриэля, поползла вверх.
«Успокойся, Аника, дыши, только дыши», – мысленно умоляла я себя.
Водя носком туфли по тёмно-зелёному ковролину, осознала, что узкий коридор выглядит незнакомо. А ведь я, без сомнения, облазила в этом доме каждый уголок. Моника ненавидела зелёный цвет, к тому же была капризной диктаторшей, а потому на шестнадцатый день рождения потребовала полный ремонт загородного особняка по своему вкусу. Значит, я попала в рабочее крыло её отца.
Вокруг царила тьма. Лишь тусклый свет озарял картины. Я дёрнула одну, затем вторую и третью дверь, решив, что лучше спрыгну из окна, чем вернусь в тот зал.
Последняя, самая неприметная дверь, но с огромным замком смотрелась неприступной крепостью, и варианты кончились. Тупик. Я уже забыла, что преследую Габриэля. А потом услышала шаги: не цокот каблуков или тяжёлую поступь джентльмена… что-то скребло, волоклось по полу, по звуку оставляя борозды на дорогом дубовом паркете.
В приступе паники я потянула ручку и вскрикнула, прикоснувшись к чему-то даже более раскалённому, чем сковорода, осваивать применение которой начала совсем недавно. Кожа на ладони взорвалась дикой болью, и я резко отпрянула.
Звук, тянущийся из глубины коридора, стал громче.
Замотав другую руку в подол платья, невзирая на выступившие пот и слёзы, я снова схватилась за ручку и почувствовала, как створка начала подчиняться. Не так, как обычно открывались двери. Как будто вместо того, чтобы закрыть на замок, кто-то положил между косяком и основной конструкцией жвачку.
Лишь когда отверстие стало достаточно большим, чтобы моя задница могла втиснуться, я увидела то, во что превратился замок: сгусток соплей и расплавленный металл.
Существо, которое ползло по мою душу, зарокотало за ближайшим поворотом, и я ввалилась внутрь, ногой закрывая за собой дверь.
– Ришар? – стоя у стола с какими-то бумагами в руках, изумился Габриэль. Я решила удивить его, тут же схватив ближайший стул и подперев им ручку.
– Там… там кто-то, – бормотала я, задыхаясь и не сводя взгляд с двери. Обожжённая рука напомнила о себе болевым импульсом, подогнувшим колени. Бороться с истерикой сил не осталось.
В небольшом кабинете было так же темно, как в коридоре. Лишь небольшая настольная лампа освещала кипу разбросанных по столу и тех, что держал Габриэль, бумаг.
К моему удивлению, Эттвуд отложил свои важные дела и приблизился ко мне, широкой ладонью накрыв голое плечо, от которого тут же во все стороны поползли мурашки. Что-то произошло, когда он коснулся меня…
– Аника, – откуда-то сверху прошептал серьёзный голос, – что там случилось? Что с твоей рукой?
– Я так не могу… я больше так не могу…
Моя спина и его торс нашли друг друга, и я тут же перестала дрожать, поддавшись его дыханию. Он не смеялся, не издевался, не ставил под сомнение то, что я, чёрт возьми, до сих пор ставила под сомнение сама.
– Ты напугана. Тебе надо успокоиться и всё мне рассказать.
– Как ты заметил?
– В этом твоя проблема. – Его голос не дрогнул в ответ на попытку уколоть. По-прежнему спокойный, словно только что не рылся в бумагах замминистра Франции, Габриэль опустил одну руку мне на живот и расправил ладонь. Надавил, заставляя прижаться к нему ещё сильнее, и спросил: – Что ты чувствуешь?
– Не знаю, – соврала я, поскольку предельно ясно осознавала, что чувствую. Ужас. Казалось, за столько лет следовало привыкнуть, но нет… в этой игре не имелось правил, и я не представляла, как поступить, чтобы выжить.
– Ты чувствуешь моё дыхание. Оно размеренно. Поддайся ему. Успокойся. Соберись с мыслями и подумай о том, что случилось. Анализируй. Разбирайся. Не бойся и не беги. Так ты ничего не изменишь.
– Так я останусь жива.
Я мгновенно пожалела о своих словах. Габриэль усилил давление руки. Я почти лежала на нём, чувствуя рельеф мышц. Второй рукой он приподнял раненую ладонь и внимательно осмотрел повреждения. Внезапно что-то закопошилось за дверью, и послышались голоса. Попытка восстановить дыхание провалилась.
– Аника, – Габриэль губами мазнул по моему уху и, заметно напрягшись, понизил голос, – если сюда ворвутся призраки, что они сделают?
– Они убьют меня! – воскликнула я немного громче, чем хотела. Рука, которой Эттвуд прижимал меня к себе, легла на рот, закрывая его.
– Разве призракам нужно разрешение или определённый час, чтобы убить тебя? Если бы они действительно этого хотели, разве ты уже не была бы мертва?
Я выпучила глаза и приоткрыла рот, отчего часть пальца Габриэля проскользнула между губ.
– Но это не призраки, а прокурор. Он нас и правда убьёт, – хватая меня и как тряпичную куклу утягивая за собой, хрипло прошептал Эттвуд.
XVII
Ударившись задницей о низкий подоконник, я выругалась в прижатую ко рту ладонь Габриэля. Он затолкал меня за длинную бархатную штору ровно за секунду до того, как в кабинет вошли… люди. Слава богу.
– Батлер!