Погребенные

– Я выполнил и выполняю каждый божий день, – хрипло и измученно рассмеялся мужчина. Я представила, как в эту самую секунду потухает и мрачнеет его светлый, всегда по-отечески добрый по отношению ко мне взгляд. Моника являлась единственным и самым страшным грехом Пьера Бенетта, чего нельзя сказать о моём собственном, ныне покойном родителе.

– Нет, Пьер, – постукивая пальцем по столу, ответил Батлер. – Ты не выполняешь, ты истеришь как запятнавшая честь девчонка.

– Моя честь уже давно сгнила в аду.

– Весь этот чёртов город принадлежит тебе, дружище. Нам, а до этого нашим родителям, а до них – нашим дедам. После нашей смерти он будет принадлежать нашим детям. Это длилось на протяжении сотен лет, а будет ещё тысячи. Тебе всего лишь нужно продолжать выполнять условия.

– Ты дурак, Батлер. Он не принадлежит никому из нас.

– Заткнись, Пьер. Даже не думай, что теперь можешь соскочить. – Спокойствие, с которым говорил Батлер, надломилось, и в его голос просочился страх. – Ты и твоя семья умрут, а мы лишимся всего, что имеем.

– У нас в любом случае лишь два выхода: либо сесть, либо погибнуть. Как Га…

– Замолчи и возьми себя в руки! – От удара мясистого кулака по столу я вздрогнула. – Вернись в этот чёртов зал и веди себя как нормальный человек, которому нечего скрывать. У него на нас ничего нет. Будь паинькой. Усыпи бдительность.

– В мой кабинет кто-то вломился, а ты предлагаешь мне усыплять чью-то бдительность и быть паинькой?

– Просто держи в уме, что если ты попробуешь, нет, даже подумаешь о том, чтобы разорвать договор, я лично тебя пристрелю.

Мне не хотелось размышлять о том, что они обсуждали. Ужас, с каким ответил Батлер, не добавлял баллов приятности делу, о котором они говорили.

– Будь так добр, заткни внутреннего морализатора и делай то, что должен.

Пьер долго молчал, но потом всё же сдался.

– А вдруг он здесь, на ужине? Мы могли бы вычислить его и закончить с этим, – шумно выдохнул он. – Кто-то из них? Этот молоденький, со странными глазами, или monsieur Эттвуд, близкий друг Анн?

Габриэль приходился близким другом мэру Парижа? Голова окончательно взорвалась от количества поступившей, противоречащей друг другу информации. Ещё секунду назад всё так хорошо складывалось, пока теория о том, что Габриэль бессмертный масон, держащий в страхе весь город, не посыпалась, словно карточный домик, стоило Батлеру ответить, закрывая за ними дверь:

– Вряд ли это Эттвуд. Габриэль Эттвуд – сын одного известного мне человека. Он явился за Оком Гора для коллекции своего отца и будет участвовать в аукционе, если ты, конечно, соизволишь его устроить…

– В этом вся проблема, Батлер. Он хочет, чтобы я провёл аукцион, иначе…

Дверь, которой было не суждено захлопнуться в силу расплавленной замочной скважины, со скрипом прикрылась, и комната погрузилась в тишину, сулящую новые открытия и правду, в которой мне отказали ещё в самом начале.

– Ты объяснишь, что здесь сейчас произошло?

Резко отстранившись, словно я противна ему, Эттвуд молча прошагал в центр кабинета и набросился на бумаги, которые Пьер не удосужился убрать хотя бы в ящик или сейф.

– Ты хоть слово поняла из того, о чём они говорили? – вдруг осведомился он с нескрываемым раздражением. Что-то на подобие оскала исказило его губы, когда, не найдя то, что искал, Габриэль ринулся к сейфу. – День рождения Моники?

– Девятое апреля девяносто восьмого, – пробормотала я. – Что происходит?

– Понятия не имею, – рявкнул он, набирая код. – Твою мать! – ударил кулаком по стене рядом с сейфом, когда тот загорелся красным.

– Габриэль Эттвуд, немедленно объясни мне, в чём дело!

– Старый идиот, – бормотал он, не слыша меня.

Боясь приближаться к нему ближе, чем на десять шагов, я прижала ещё зудящую от сильного ожога ладонь к груди и огляделась. Всего пару минут назад за мной ползла какая-то потусторонняя тварь, а теперь это.

«Господи, клянусь, если получу хоть один внятный ответ на вопрос, что происходит, я брошу курить», – мысленно простонала я.

– Аника Ришар!

Подпрыгнув на подоконнике, я выронила сигарету. Как назло, последняя в пачке выпала из окна и потухла, угодив прямо в лужу.

– Ты обещала, что не будешь курить хотя бы в мой день рождения! – закричала Моника, швыряя в меня подушку.

– Твой день рождения завтра, а сегодня всемирный день победы феминизма, дай отпраздновать этот великий день правом современной женщины уединиться с сигаретой.

– Я перепутала. День рождения Моники девятого марта.

Одним лишь взглядом обозвав меня забывчивой дурой, Габриэль ввёл пароль, и, спустя секунду размышлений, сейф Пьера Бенетта гостеприимно распахнул двери перед его носом. Недолго порывшись в бумагах и пачках денег, он достал какую-то кипу.