Погребенные

– Обычно такое говорят женщинам.

– Я не играю с тобой. Я прямолинейная как линейка!

– Пойдём вниз, линейка. Тебя уже обыскался профессор.

Не сдвинувшись с места, я громко выдохнула в знак протеста.

– Я расскажу тебе всё, что знаю. Обещаю. Мы напарники, забыла?

– Я бы помнила об этом, не будь ты самым скрытным придурком на свете.

Намеренно вильнув бёдрами, я прошла вперёд. Секундой позже Эттвуд нагнал меня.

– Ты будешь удивлена, когда узнаешь, что самый скрытный в мире придурок нашёл для тебя.

– И что же? – спускаясь по лестнице, безразлично осведомилась я.

– Некую особу по имени Аманда Бэкшир, которая проживала в Каире.

– Что мне до этой особы?

– Не знаю. Может быть то, что она видела в точности такие же видения, как и ты?

XVIII

Первым, на что я обратила внимание, стала люстра. Хрустальная громадина свисала с высоты третьего этажа, даже не подозревая, что в моём видении рассыпалась на маленькие чёрные точки.

Всё снова вернулось к норме, если за норму считать факт, что за время нашего отсутствия запас шампанского уменьшился втрое. Тот, кто никогда не бывал на подобных мероприятиях, ни за что не поверил бы, как сильно богачи любят выпить.

В роскошной жизни на протяжении многих лет оставалось не так уж и много достойных радостей. Повышение на работе, поступление сына в престижный вуз, поездка к морю, первый проигрыш или выигрыш в казино… люди, которые собрались в данном зале, проходили через похожие катализаторы выброса эндорфинов бессчётное количество раз, и те потеряли для них всякое значение.

Наверное, поэтому Дориан и Вивиан так сильно отличались от остальных. В их глазах блестел неподдельный живой интерес. Они держались особняком, избегая попыток завести разговор, и словно послушные собачонки ждали возвращения своего предводителя.

Я вдруг вспомнила о том, с кем пришла на этот ужин, и снова оглядела зал. Толпа не подавала признаков, что с ней что-то не так. Вполне нормальные, немного раскрасневшиеся от напитков люди танцевали или что-то обсуждали, сформировав небольшие кружки по интересам.

Патрика и Монику я увидела сразу, но перепрыгнула их взглядом, блуждая среди лиц до того момента, пока не обнаружила Робинса. Двухметровый, он возвышался над облепившей его компанией и тоже кого-то искал глазами. Когда мы одновременно друг другу улыбнулись, всё встало на свои места.

Извинившись перед кем-то, он стал протискиваться сквозь толпу. И я, искренне желая хоть на мгновение укрыться от того, что произошло и всё ещё происходило, сделала шаг навстречу. А потом меня откинуло обратно, когда рука Эттвуда легла поперёк моей талии и оттащила назад.

– Мы ещё не всё обсудили.

– Пусти! – Я попробовала оторвать мужскую ладонь от своего живота. – Да отвали же ты от меня.

Но он, конечно, не послушал, и когда Алекс оказался в шаговой доступности, прямо перед его носом затянул меня в гущу танцующих. Последовавшие за нами Дориан с Вивиан образовали странную пару. В её сумочке торчали бумаги, которые Габриэль стащил из кабинета Пьера Бенетта.

К счастью для меня, эпоха вальсов и котильонов давно миновала. Здесь, в центре зала, танцевала молодёжь и чей-то пьяный родственник преклонного возраста. Музыка играла быстрая, но это не помешало Эттвуду схватить меня за руку и повести в медленном танце.

– Это Arctic Monkeys, – не в силах вырваться, пробубнила я.

– Мне наплевать, – откуда-то сверху ответил он, даже не посмотрев на меня.

Эттвуд по-прежнему оставался в солнечных очках, будто мы и без этого не выглядели самой странной парой во вселенной. Вполне целомудренно опустив одну руку мне на спину, он сделал несколько плавных шагов и на секунду остановился. Я пошевелила пальцами в его горячей руке, и он раскрыл ладонь, к моему великому ужасу переплетая наши пальцы. Причина ужаса крылась в том, что именно этой рукой он…

– Бумаги из сейфа Пьера Бенетта нужны мне для того, чтобы шантажировать его на аукционе. Точнее, шантажировать его, чтобы он надавил на министра и администрацию Лувра, и те провели этот грёбаный аукцион.

Начало конструктивному диалогу было положено. Я всё ещё не понимала, для чего нам понадобилось танцевать, но, как примерная выпускница балетной школы в восемь лет, ловко перебирала ногами, почти поспевая за широкой поступью… кавалера.

– Ты и есть тот аноним?

– Да, – сухо ответил он. Не думала, что Эттвуд так быстро сознается. В его привычки это не входило. – И нет, я не скажу тебе, что натворил дядюшка Пьер, пока не пройдёт аукцион.

– Ну а я не скажу тебе, что вижу в своих кошмарах.

Он прижал меня ближе, очевидно, вкладывая в этот жест угрозу, но потом отпустил со словами:

– Я и вправду не могу тебе ничего сказать, но обязательно это сделаю, когда всё закончится. Просто поверь мне. У тебя сейчас достаточно своих проблем, нечего лезть в дела взрослых.

– Теперь я буду думать, что он продаёт детей на органы.

Эттвуд как-то многозначительно улыбнулся.

– Сними очки, ты похож на клоуна.

Габриэль нахмурился так, словно из моих уст послышались не слова, а блеяние козы, и он никак не мог понять, что я имею в виду.