Погребенные

– Не дерись, – прошептал в распахнутый в стоне рот. – Тебе ведь нравится.

– Нет, – то ли вскрикнула, то ли икнула я. – Я хочу больше.

– Я знаю, но у нас нет времени, а я не умею быстро.

Зато я умела. Уткнувшись носом в предусмотрительно подставленное плечо, я замычала сквозь стиснутые губы. Копившееся так долго напряжение взорвалось внутри живота. Я знала, что Габриэль чувствовал, как я пульсирую на его пальцах… как сжимаю бёдра и его руку, испытав новый, уже слабее, взрыв наслаждения.

– Я сейчас лопну от самодовольства, – прошептал Эттвуд, когда я кончила в третий раз, самостоятельно подвигавшись на его пальцах. Чёрт бы побрал эти долбаные длинные пальцы.

– Ты заслужил, – сдавленно пробормотала в ответ, стараясь выровнять дыхание.

– Впервые с момента нашего знакомства я слышу комплимент, а не проклятие, Аника Ришар. Напомни мне почаще так делать.

Я хотела предложить ему подписать бессрочный контракт, невыполнение которого каралось бы смертью, но Габриэль извлёк из меня пальцы и влажный, пошлый звук повис между нами. Стянув меня со стола и поправив платье, он быстро застегнул ремень. Почти ничего не видя, я оперлась на его плечо.

– Чёрт, – вскрикнула я, в порыве страсти совсем забывшая о руке. И об очках. И о расплавленной двери. И о разговоре Пьера и Батлера, – ты сделал это, чтобы я заткнулась?

– Как ты могла так обо мне подумать? Я обожаю, когда ты засыпаешь меня вопросами.

Мы вышли в пустой коридор, и шум с первого этажа напомнил мне о случившемся. Я неосознанно сделала шаг назад, прячась за широкой мужской спиной. Прижимая сжатый, болезненно ноющий кулак к груди, осмотрела стены и пол. Никаких следов потустороннего. Ничего похожего на то, что осталось после видения на стенках туалетной кабинки в больнице. Только мы, пугающие своей красотой картины и длинный тёмный коридор, ведущий на празднество. Или на смерть.

Заметив, что я слегка отстала, Габриэль закатил глаза и поинтересовался:

– Ты идёшь?

– Я передумала. Пока ты не начнёшь отвечать на мои вопросы, я буду делать вид, что тебя не существует.

– Я сделал это не для того, чтобы ты заткнулась.

Но лжи в этом предложении звучало ровно столько же, сколько во мне злости и обиды. Он снова надел солнцезащитные очки. Игривая усмешка и доброе расположение духа, судя по всему, остались внутри меня. Вернув прежний, полный надменности оскал на своё законное место, Габриэль смотрел с нескрываемым раздражением. И это я ещё не видела его глаза.

– Да пошёл ты.

Пихнув его плечом, я размашисто зашагала вперёд. Алекс и Мэгги наверняка меня уже потеряли.

– Стой, – вдруг как-то напряжённо позвал Эттвуд, – там кто-то…

За следующим поворотом метрах в десяти от нас послышались шаги и приглушённые голоса, которые о чём-то перешёптывались. Прежде чем я успела подумать о крайней степени незаконности своего пребывания в рабочем крыле замминистра культуры Франции, урод по имени Габриэль Эттвуд сгрёб меня в охапку и впечатал в стену.

Я не планировала целоваться снова так скоро, но у меня, конечно же, как обычно не спрашивали. Зажевав мои ещё распухшие после сцены в кабинете губы, Габриэль приподнял край платья там, где начинался разрез, и запихнул под юбку стопку бумаг.

– Ты совсем с ума сошел? – зашипела я, пытаясь откусить ему язык.

Но он только увеличил напор. И лишь когда мы услышали сдавленное восклицание, Эттвуд, изобразив невероятное усилие над собой, оставил мой рот в покое. Мы одновременно повернули головы.

Пьер Бенетт с завитыми на концах седыми усами, которые заколыхались от удивления, и Батлер, чью фамилию я не помнила, стояли и изумлённо таращились на нас. Небольшая слесарная бригада топталась за их спинами, выражая меньше изумления и больше интереса к тому, чем я, на этот раз против своей воли, занималась с Эттвудом у стены.

– Аника? – прокашлявшись, спросил Пьер.

– Monsieur Эттвуд? – подал голос Батлер.

– Прошу прощения, – тут же расплылся в виноватой улыбке Габриэль. – Так неловко. Господи, я не могу устоять перед этой женщиной.

Если бы взглядом можно было убивать, он бы тут же скончался на месте. Поправив бумажки, которые Эттвуд засунул мне под платье, я ущипнула его за ногу и развернулась к отцу Моники.

– Простите, Пьер.

Старик, которого я когда-то называла дядей, отвернул голову, не выдержав мой взгляд.

– Вы давно тут? – прищурился прокурор.

– Минут пять. Бога ради извините, но Аника в этом платье… я не сдержался. Мы поднялись наверх, дойдя до первого тёмного поворота.

– А кроме вас никого тут не было?

– Сожалею, прокурор, но даже если кто-то здесь и был, мы бы вряд ли его заметили, охваченные страстью…

Я думала, меня стошнит от приторности, с которой Габриэль произнёс эти слова. Захлопав ресницами как последняя дура, я глупо улыбнулась. Батлер подозвал одного из рабочих и принялся ему что-то втолковывать, а Пьеру и мне было одинаково стыдно смотреть друг другу в глаза.

Воспользовавшись моментом, Эттвуд оттащил меня в сторону. Я достала бумажки, по собственной глупости даже не взглянув, что в них написано, и припечатала их к мужской груди.

– Хватит играть со мной, Габриэль!