Погребенные

– Я не могу снять очки, потому что… – он слегка приподнял стёкла, и я заметила синеющий кусок щеки, – потому что у меня фингал.

– Подрался за кусок торта?

Лукаво ухмыльнувшись, он наклонил голову. Я ненавидела, когда он улыбался. Это происходило так редко и всегда так не вовремя, что я не успевала нацепить на лицо маску отвращения. Впрочем, не меня одну очаровала эта улыбка. Несколько дамочек в метре от нас намеренно громко захихикали, не отводя от Габриэля глаз.

– Ты меня раскусила.

– Я и не таких как ты кусала.

Дориан и Вивиан неуклюже переминались с ноги на ногу, изображая танец.

– Ты им ничего не говорил обо… мне?

– Нет. Ты же попросила держать это в тайне. – Я недоверчиво закатила глаза, и кулак Эттвуда предупреждающе сжался на спине. – Я держу свои обещания, Ришар. Не ставь это под сомнение.

– И никогда их не нарушал?

– Я называю это дерьмовой формулировкой, а не нарушенным обещанием. Если мы договорились, что я ничего не скажу Вивиан и Дориану, это не значит, что всем остальным – тоже. Ты просила держать это в секрете только от них.

– Ты меня бесишь, – возмутилась я, подумав, что для профилактики ему всё же следует врезать. – А если я попрошу никогда мне не лгать?

– Обещания, которые не смогу исполнить, я не даю, – пожал он плечами.

– В этом вся проблема. Не ври ты мне на каждом шагу, я бы не подозревала тебя во всех смертных грехах одновременно, – ответила я, упрямо глядя ему в глаза. Ну, по крайней мере, в очки.

Наверное, я ожидала чего-то вроде согласия, которое бы установило между нами мир. Однако вместо слов, которые просто обязан был сказать, Эттвуд наклонился вниз и прижался губами к моему уху:

– Скажи мне, Аника Ришар, – я покраснела, представив, как много людей смотрит на нас, – ты расскажешь своему профессору о том, что я творил пальцами у тебя между ног?

Первой мыслью было свалиться в обморок. Когда я слегка отклонила голову, чтобы выяснить, куда уставился Эттвуд, у меня внутри всё сжалось от волнения и… испуга. Мимолётный укол совести, не имеющий под собой ничего существенного. Нас с Робинсом не связывали клятвы или обещания, но это не означало, что он обрадуется, узнав, что я трижды кончила на пальцах Габриэля Эттвуда.

Алекс стоял в стороне, с лёгким волнением наблюдая за нами. Мэгги поблизости я не обнаружила. Он переступал с ноги на ногу, разминая кисти рук. Лишь теперь я заметила, что он держит небольшую позолоченную статуэтку.

– Знаешь, пожалуй, я сделаю это сразу после того, как сообщу Пьеру, что ты кое-что стащил у него из кабинета.

Эттвуд довольно улыбнулся мне в щёку и отстранился.

– Умница.

– Что ты сделал с замком?

– Секрет, Ришар.

Я закатила глаза.

– И я был гораздо умнее, не хватаясь за раскалённые ручки голыми руками. – Он вдруг схватил меня за больную руку, в которой я сжимала раздобытое мокрое полотенце, слегка притупляющее боль. Нахмурив торчащие поверх очков брови, с поразившей меня участливостью, Габриэль произнёс: – Надо показать тебя доктору, раз ты такая невнимательная.

Это действие положило конец нашим движениям. Глядя друг другу в глаза, мы замерли посреди танцпола. Я открыла рот, чтобы спросить, а Габриэль, чтобы ответить. Нам следовало обсудить целую тысячу вопросов, но кто-то тронул меня за плечо.

– Аника, – позвал Робинс, – можно тебя?

– А? – Я встрепенулась, словно очнувшись ото сна. Всего на секунду перевела глаза на профессора, а когда вновь вернулась к Габриэлю, он и ещё двое удалялись в направлении барной стойки. – Да, прости, Алекс. Как прошла церемония?

Степень неловкости, повисшая в гостиной, побила все рекорды, когда Кас захотел остаться на ночёвку у папы.

Съёмная квартира Робинса меня приятно удивила: двухэтажная, метров под сто, с приличным ремонтом и высокими потолками. Особенно впечатляли книжные стеллажи, занимающие всю стену за диваном и ещё несколько полок над телевизором. В своей прошлой жизни я бы сочла эрудированность Робинса в области истории бесполезной ерундой, но только не сейчас, когда его мозг, хоть и безуспешно, в унисон с моими скудными познаниями в египтологии бился за возможность добраться до разгадки главной тайны человечества…

Почему Аника Ришар тронулась головой?

Когда Мэгги и Алекс отправились укладывать сына, я налила бокал вина и замерла, уставившись на стеллажи. Сделала пару глотков красного полусухого, пробежав глазами по многочисленным корешкам с приставкой «Египет».

Моя семья была родом из Египта. Я говорила на архаичном египетском. Мне мерещились кошки, а египтяне, между прочим, им поклонялись. Александр и Габриэль, один археолог, другой охотник за сокровищами, одновременно возникли в моей жизни, и оба были так или иначе связаны… угадайте с чем? С Египтом.

Аманда Бэкшир из Каира – её имя Эттвуд назвал до того, как мы успели толком обсудить, что это значит, но… кем бы эта Бэкшир не являлась, она тоже была связана с Египтом.

Вся эта канитель крутилась вокруг одной точки на карте, а я… чёрт, за всю жизнь я даже ни разу туда не съездила, не попробовала выяснить о своей семье больше, чем ничего. А ведь именно столько я знала о своих родственниках.