Я вопросительно вытаращилась на Эттвуда. Между нашими телами не осталось свободного пространства. Люди, занимаясь любовью, и то находились дальше друг от друга. Я же полусидела на его колене. Если бы не рука, которая крепко держала мою спину, я бы кувыркнулась назад, вместе со шторой повалившись на пол.
– Вызывай полицию.
– Тише ты, Пьер. Кто мог расплавить дверь?
Габриэль внимательно слушал. Его подбородок слегка перемещался, как будто Эттвуд следил за траекторией передвижения прокурора и дядюшки Пьера, но я была готова поклясться, что за моей спиной висит толстенная штора весом в десять тонн. Он не мог ничего видеть. К тому же и эти дурацкие солнечные очки. Я замотала головой, но конечность, которая до этого закрывала рот, поднялась выше, вжав меня лицом в часто вздымающуюся грудь.
– Успокойся, – прошептал Габриэль, коснувшись губами тут же покрасневшего уха. – Не дёргайся.
– Я не дёргаюсь, – возмутилась я и тут же оступилась, едва не повалившись вперёд. Что-то, что не должно было увеличиться в размерах, упёрлось мне в живот.
– Дёргаешься и трёшься животом о мой член.
– Фу, – фыркнула я, на самом деле находя то, как он возбуждался, скорее интригующим, нежели неприятным событием.
– Аника, – его голос звучал ниже и сексуальнее, – ради богов, перестань.
– А то что? – поёрзав ещё немного, поинтересовалась я.
Скользнув между нами ладонью, он откинул в сторону край моего платья в том месте, где на бедре красовался вырез. Я затаила дыхание, уставилась на массивный подбородок и сжала пальцы, собрав плечики мужского пиджака в гармошку.
– Не знал, что так сильно тебе нравлюсь, – хрипло усмехнулся Эттвуд, коснувшись мокрой между ног ткани моих трусиков. – Перестанешь меня провоцировать и получишь то, чего так сильно желаешь.
– Иди в задницу, – раздражённо буркнула я, когда он убрал наглую конечность и вернул её в карман.
Цокот тяжёлой подошвы о деревянный паркет стих. Батлер, окружной прокурор, и Пьер замерли. Я наклонила голову, чтобы убедиться, что штора стелется по полу, закрывая ноги.
– Ты кого-то подозреваешь? – спустя минуту молчания с совсем неуместной насмешкой осведомился прокурор.
– Ты знаешь, кого я подозреваю, – вздохнул отец Моники. Заскрипел стул. Отодвинув его, Пьер сел за стол и принялся шелестеть бумагами.
Эттвуд наклонил голову. Я ничего не видела за тёмными стёклами очков, но положение его слегка опущенного подбородка свидетельствовало о том, что теперь он смотрит на меня.
Из окна открывался потрясающий вид на вечерний сад. Если в эту самую минуту кто-то прогуливался под полной луной, да невзначай заглянул в весьма заметное, на полстены окно, этот кто-то непременно удивился, наткнувшись на прижатую к стеклу аппетитную задницу Габриэля.
– И ты в ужасе, – заключил Батлер.
– Меня больше поражает твоё безразличие.
– Какой-то мелкий шантажист угрожает тебе в интернете, Пьер. У него нет доказательств. Тебе стоит расслабиться.
– Он угрожает не только мне, – резко оборвал его Пьер. – Но и тебе. Всем нам.
– Из кабинета что-то пропало?
В течение нескольких минут кто-то возился с сейфом, гремел полками в столе. Когда выяснилось, что ничего не успело пропасть, Пьер выдохнул:
– Всё на месте. Но мы всё равно должны найти этого наглеца.
Я понятия не имела, о чём шла речь, но первый, о ком подумала – Эттвуд. Англичанина, приехавшего в Париж совсем недавно, боялись в полиции. Он дружил с мэром и рылся в бумагах замминистра культуры Франции. История, которую он поведал о своей деятельности, определённо представляла собой ложь или полуправду, что, в сущности, не имело значения. Он вполне мог кому-то угрожать.
– Нет тела – нет дела. – Голос прокурора звучал ровно, почти безразлично в сравнении с тем, как нервничал дядюшка Пьер.
– Ты глупец, Батлер, если всерьёз так считаешь.
– Я реалист, мой друг, а ты – правая рука министра. Ко всему прочему, все улики уничтожаются моментально. Пьер, и если ты сейчас поднимешь панику, то тот, кто рылся у тебя в кабинете, если он, конечно, до сих пор находится в доме, очень быстро поймёт, что нам есть, что скрывать.
Я едва заметно вздрогнула, когда кадык Эттвуда дёрнулся, а рука на моей спине сжалась в кулак.
– Послушай себя! – Послышался грохот падающего стула. – Ты так говоришь, как будто мы не сделали ничего противозаконного, как будто не погибли люди…
– Люди умирают каждый день. Аварии, нападения, несчастные случаи.
– Ужас как цинично для окружного прокурора, не находишь? – поинтересовался Эттвуд, губами касаясь моего уха.
Холод и угроза, которыми он встретил меня при первом знакомстве, вдруг вновь заняли доминирующие позиции в его тоне. Ошеломлённая резкой переменой настроения, я подняла голову и попробовала хоть что-то разглядеть за солнечными очками.
– Просто продолжай выполнять свою часть уговора и не беспокойся о последствиях.