Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия

Сколь бы ни казалось это удивительным, об одной из самых жгучих сегодняшних проблем – о том, как устраивать общую жизнь в одной стране с людьми, пришедшими из других культурных миров, Владимир Малахов пишет в отечественной научной литературе первым. То есть – в формате не вольных рассуждений и пристрастных предположений, чего давно уже в изобилии, если не в избытке, но основательной и систематичной рефлексии: социологической, политологической, теоретико-культурной и даже антропологической. Вообще автор – доктор политических наук, профессор, директор Центра теоретической и прикладной политологии Института общественных наук РАНХиГС и ведущий научный сотрудник Института философии РАН – давно занимается проблемой отношения к чужакам, исследованием глубоких корней соблазнов отторжения и взаимной агрессии между разнокультурными людьми. Заинтересованный читатель вспомнит ранее выходившие книги Малахова: «Скромное обаяние расизма» (2001), «Национализм как политическая идеология» (2005), «Государство в условиях глобализации» (2007), «Понаехали тут: очерки о национализме, расизме и культурном плюрализме» (2007), «Культурные различия и политические границы в эпоху глобальных миграций» (2014).

Но все эти книги были написаны, как мы помним, в принципиально другой ситуации: ещё до массового, катастрофического наплыва мигрантов в страны Запада, – наплыва, поставившего под вопрос не просто основы восприятия западным человеком мира и самого себя, но саму его повседневную жизнь. До приобретения европейцами радикально, проблематизирующе-нового опыта. Опыта, о котором разве что совсем слепой может думать, что он не имеет к нам никакого отношения.

О том, что происходящее сейчас – серьёзный вызов западному мультикультурализму, той самой принципиальной диалогичности и восприимчивости к Другому, которые европейская культура справедливо числит среди самых важных своих достижений – писано уже не раз и многими. Понятно, в дом, казавшийся таким обжитым, пришли другие и чужие, притом пришли очевидным образом надолго (уж не навсегда ли?), жить стало куда более трудно, непривычно и неуютно.

Такое взрывное увеличение объёмов «чужого» внутри «своего» ставит европейцев перед необходимостью и самим становиться другими. Но они не умеют. Ещё не умеют – несмотря на то, что, казалось бы, не первое десятилетие, даже не первый век этому учатся.

Для нас в этой ситуации, на самом деле, не так уж мало узнаваемого, – при том, что сам Малахов в оценке сходства нашего и западного опыта предельно сдержан.

Некоторое сходство автор, вообще-то, признаёт, – по его словам, оно обеспечено уже простым фактом принадлежности нашей страны «к индустриально развитому миру». Подобно «другим странам условного Севера», она «привлекает трудовые ресурсы из стран условного Юга», и к нам, «так же, как и в европейские государства, тянутся беженцы и соискатели убежища из экономически и / или политически неблагополучных регионов». Далее Малахов вполне категоричен: «на этом <…> сходство России с её европейскими соседями (не говоря уже о Соединённых Штатах и Канаде) заканчивается».

Оно, однако, – и так, и не вполне так. Что бы ни говорили теоретики, есть ещё такая вещь, как непосредственное чувство, возникающее у каждого человека – к какой бы культуре тот ни принадлежал – при столкновении с другим, с иноорганизованным, с чужим. Шок чужого.

Культурная обработка этого непосредственного чувства, направление его в то или иное русло начинается уже на втором шаге.

И вот пока она не началась, – тут мы с нынешними европейцами ближайшие родственники если не по судьбе, то, по крайней мере, по ситуации. Несмотря на то, что к нам мигранты в масштабах, сопоставимых с теми, в каких в прошлом году ворвались в Европу пришельцы с разоряемого войной Ближнего Востока, вроде бы не являлись. Точнее, у нас всё происходило и происходит гораздо более медленно, «ползуче», – однако в нашем случае это значит только то, что «шок чужого» затянулся. Он даже, можно сказать, рутинизировался – настолько, что начал казаться своего рода нормой, – отчего ею, разумеется, не стал.

Мы точно так же, по существу, не умеем жить со своими мигрантами, как европейцы, начиная с 2015-го, – со своими. Не научились. Почитайте хотя бы посты и комментарии на фейсбуке, связанные с недавним сносом в Москве «незаконных» торговых павильонов, – сколько там вылезло ненависти и какого-то совершенно нефильтрованного, беззастенчивого, «пещерного», как говаривали в советские времена, расизма.