Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия

И вообще: «С какого момента человек, с формальной точки зрения являющийся мигрантом, перестаёт быть таковым в глазах людей, окружающих его на новой родине? Что он должен предпринять, чтобы перестать восприниматься как чужой? Существует ли набор свойств, обладание которыми достаточно для того, чтобы считаться интегрированным?» И ещё того более: «…всегда ли желательно, чтобы интеграция произошла?». Это всё вопросы принципиально открытые – окончательного, а тем более универсального ответа на них автор нам даже не обещает, – только частичные и ситуативные.

Далее автор отдельно разбирается с понятием «интеграции мигрантов» (под которой понимают, «по крайней мере, три разных вещи»: ассимиляцию – то есть полное растворение в населении принимающей страны, – и два вида адаптации: культурную (приспособление к новой культурной среде с изменением ценностей и норм, но без смены идентичности) и структурную (грубо говоря, успешную вписанность в рынок труда, которая заодно предполагает и необходимую языковую компетенцию).

Демонстрирует, какие столкновения между привычными (до, опять же, очевидности) европейскими нормами порождает миграция (и как с ними в разных странах справляются). Так, все (все!) «государства Запада, принимающие мигрантов» – и являющиеся «по умолчанию <…> либеральными демократиями» – сталкиваются с ситуацией, когда требование целостности общества оказывается в противоречии с не менее безусловным требованием соблюдать права человека. Какие возникают – практически неминуемо – культурные конфликты: например, споры вокруг дресс-кода, строительства культовых сооружений, применения норм традиционного права; что бывает, когда ценность свободы самовыражения наталкивается на опасность оскорбить чьи-то религиозные чувства. Всё это создаёт большие сложности даже в странах с прекрасно отлаженными и на зависть работающими правовыми механизмами.

Всё это Малахов рассматривает в национальных контекстах; показывает, как «политики интеграции» развивались в разных странах Западной Европы (в качестве примеров взяты четыре страны: Бельгия, Нидерланды, Франция и Германия) и как они устроены там сейчас; какова вообще региональная и локальная специфика интеграционной политики; как чувствует себя сегодня западный проект мультикультурализма на его символическом и инструментальном уровнях; в каком состоянии программы интеграции мигрантского населения в странах Европейского Союза и что в них, при всех различиях, есть общего. И что, кстати, делается с культурным ландшафтом самих принимающих стран? (Вообще, из главы, посвящённой этому, ясно следует, что вносимое миграцией динамическое разнообразие культурному ландшафту – вопреки многочисленным ламентациям о падении культурного уровня, «кризисе культуры» и т. п. – исключительно на пользу. А «процесс, именуемый культурным упрощением, омассовлением культуры, её коммерциализацией и банализацией, обусловлен иными причинами. Миграции его сопровождают, но не порождают.»)

Не переставая быть теоретической монографией, книга оказывается ещё и путеводителем по разным выработанным к нынешнему дню в разных странах мира «концепциям и практикам» работы с мигрантами, причём существующих на разных уровнях: от академической литературы до публичных дебатов и повседневной жизни. В каком-то смысле она может быть поэтому прочитана и как практическое руководство.

И самое важное: что из западного опыта всё-таки способно пригодиться в нашей стране?

Этому вопросу посвящена самая последняя – перед заключением – глава в последней, четвёртой части. Небольшая, зато очень плотная. Всего на полутора десятках страниц автор анализирует специфику отечественной ситуации, суммирует соображения европейских экспертов об интеграционном опыте в их собственных странах, и, наконец, формулирует, «что необходимо для успешной интеграции мигрантов в России».

Отличие нашей страны от её западных соседей, прежде всего, в том, что в здешних иммиграционных потоках преобладают выходцы из постсоветских стран – бывшие «свои» (степень «чуждости», по идее, меньше). Далее – в том, что иммиграция «с целью расселения» началась сравнительно недавно, и что над постоянной эмиграцией (пока?) преобладает временная. А затем начинаются особенности, увы, одна хуже другой.