Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия

Представление, которое призван аргументировать представляемый сборник, выглядит, таким образом, примерно вот как: граница Бога в сознании мыслящих европейцев (включая, похоже, тех, кто искренне считал себя верующими) на протяжении Нового времени постоянно сдвигалась – уступая всё новые пространства внерелигиозному мировосприятию и занимая, по существу, лишь те места, которыми не успело завладеть – объяснить его своими средствами – это последнее. Ко времени Эйнштейна религиозность сохраняла за собой лишь роль чего-то «вроде эстетического идеала и практического стимула».

Остаётся решить вопрос, можно ли без такого идеала и стимула обойтись. И если окажется, что да – тогда (согласно вышеописанной логике) представления о Боге и вера как формы мировосприятия способны быть изъяты из культуры достаточно безболезненно. Когда, значит, граница Бога окончательно сдвинется от периферии видения мира – к некоторому центру, и мир получит, таким образом, полное, целостное, непротиворечивое и целиком рациональное описание.

История внеисторического: корка и ядро

Для полноты представления о предмете полезно увидеть его и с других, желательно противоположных позиций. Мнение человека, выросшего в английской католической семье («в детстве у меня, пишет автор, были стойкие религиозные верования и довольно слабая вера в Бога») и, соответственно, воспитанного в религиозных представлениях как в системе исходных очевидностей, насчёт того, вправду ли на протяжении истории сдвигалась граница Бога и есть ли она у Него вообще, читатель имеет возможность узнать из книги историка религии Карен Армстронг с простым и обаятельным названием «История Бога»[109]. Армстронг, правда, имеет в виду историю не «неизреченного бытия Самого Бога, неподвластного» – по её убеждению – «ни времени, ни переменам», но всего лишь «представлений рода людского о Боге начиная от Авраама и вплоть до наших дней». Историю взаимоотношений человечества с Абсолютом автор в данном случае ограничивает всего тремя мировыми религиями, и те одного корня – монотеистические религии Книги: иудаизм, христианство и ислам, – так что это описание не очень энциклопедично и многого по определению не учитывает. Не говоря уж о том, что и до Авраама в истории этих взаимоотношений кое-что происходило.

Кстати, книга выдержала на русском языке уже три издания, что не может не быть свидетельством актуальности темы – по крайней мере, заметного культурного беспокойства вокруг неё.

«Между верованиями (когда мы принимаем на веру некие утверждения) и настоящей верой (когда мы полностью полагаемся на них) есть, – как справедливо замечает автор, – различие». История Бога в случае Армстронг интересна ещё и тем, что она, помимо (уж не прежде ли?) всего прочего – это ещё и личная история её взаимоотношений с собственными исходными очевидностями, история врастания в них и преодоления многих из них – тех, что зарекомендовали себя как неудобные или не подтвердившиеся в персональном опыте. А персональный опыт у автора был богатый и, так сказать, аутентичный. Армстронг знает религиозную жизнь в буквальном смысле изнутри – она была монахиней, членом «одного из религиозных орденов», куда вступила в молодости, ведомая чувством, согласно которому до Бога, несмотря на всю Его отдалённость, «всё-таки можно дотянуться», причём «прикосновение к Нему вмиг преобразит всё мироздание».

«Когда я была ребёнком, – рассказывает Армстронг, – католицизм представлял собой главным образом запугивающее вероучение. <…> я <…> выслушала свой курс проповедей о геенне огненной. Правду говоря, адские муки выглядели намного убедительнее, чем Бог. Преисподняя без труда постигалась воображением, Бог же оставался фигурой неясной и определялся не столько наглядными представлениями, сколько умозрительными рассуждениями». «Бог – это Высший Дух, – гласил катехизис, который автор должен был вызубривать в восьмилетнем возрасте, – единый Самосущий и бесконечный во всех совершенствах». Мудрено ли, что восьмилетний ребёнок этого не понимал – но и выросши, Армстронг осталась к такому определению безучастной: оно всегда казалось ей «слишком помпезным, сухим и надменным». «А работая над этой книгой, – я пришла к выводу, что оно ещё и неправильное».

Кстати, монашеский опыт автора (закончившийся в результате выходом из ордена и даже отходом от религиозной жизни) так и напрашивается на название неудачного. И это при том, что Армстронг, по собственному её признанию, всеми силами старалась вработаться в заданную ей для обживания традицию – и чувством, и разумом.