Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия

Не смог бы, конечно, – но, скорее, потому, что свобода, а уж тем более уход от каких бы то ни было манипуляций для него – вообще не предмет заботы. Как и сам источник ценности свободы – собственное, нуждающееся в оберегании «я». Ни о каком «я» и ни о каком его оберегании он и не помышляет – не только житийный герой, а именно этот, яринский.

Ярин, на самом-то деле, проблематизирует своей книжечкой новоевропейского человека с его привычными установками и ценностями, заключает его в скобки, обозначая тем самым, что за этими скобками существует много такого, что в наше новоевропейское разумение не помещается.

Автор вложил в наши руки множество ключей к неоткрываемой двери. Он рассыпал их по всему тексту – только подбирай. При всей вроде бы эзотеричности этого текста в нём всё существенное, что вообще может быть сказано, говорится даже не с назидательной ясностью притчи, хотя часто и в её интонациях – а попросту открытым текстом. Ну, например, о том, что не нужно допытываться у вещей об их значении, – они тогда только и настоящие, когда означают единственно самих себя, ни на что не указывая, ни к чему не отсылая («…деньги тоже ничего иного не означают, – говорит своим безымянным спутникам и сам уже безымянный, плывущий на корабле невесть куда Алексей. – Они означают только самих себя. Когда у тебя есть монета, ты никуда не бежишь, ты просто прячешь её в карман или за пояс. Трогаешь её, рассматриваешь украдкой, любуешься ею. Не спешишь с ней расстаться. <…> вот уж расписка воистину много значит. Сам видишь, это совсем не то, что монета.») И даже о том, как следует поступать с самоценными вещами мира: «Просто забросьте их на дно своей памяти и забудьте. Когда-нибудь они вам пригодятся». Когда же читатель, набрав этих ключей, с полною их горстью, готов уже быть уверенным, что теперь-то многое для него прояснится – перед ним оказывается ещё одна дверь. Совсем нежданной конструкции и ведущая – куда?

Когда история Алексея известным нам, в общем, образом заканчивается – вдруг начинается ещё одна. Говорящая совсем другим языком – обманчиво схлопывающим дистанцию. История затерянного где-то в нашем, плоском и неуютном времени человека без имени, с одной лишь скользкой фамилией Линкеев. Мы застаём его в момент, когда он покидает – не родительский дом, как Алексей Божий человек, а случайную съёмную квартиру, в которой чужое вообще всё. «Он научился не обращать внимания на обстановку, в которой жил. Когда ему что-то не нравилось или у него что-нибудь болело, он представлял себе, что всё это происходит не с ним, а с кем-то другим.» Отправляется он, формально, на репетицию перед какой-то премьерой. Впрочем, замечание невидимой телефонной собеседницы Линкеева «…а то она нас и правда врасплох застанет» выдаёт в этом грядущем событии родство, скорее, со смертью. И что-то подсказывает: тут завязывается – и развёртывается уже за пределами нашего внимания – новая история отсутствия. Ещё не освоенной – и тем более таинственной его формы.

Просто забросьте её на дно своей памяти и забудьте. Когда-нибудь она вам пригодится.

2018

С библиотекарями следует быть осторожными [47]

Денис Осокин. Огородные пугала с ноября по март. – М.: Издательство АСТ, 2019. – (Extra-текст).

Спору нет, Денис Осокин нравился бы статистическому большинству читателей куда больше – отторгался бы общекультурным сознанием куда меньше – если бы писал только нежные, взволнованно-лирические тексты вроде, например, следующего:

«все устья рек – это свадьбы. бесконечные – лучшие на земле. в своем устье любая река превращается в невесту или в жениха. речные устья – свадьбы открытые всем. быть гостем на этих свадьбах особенно хорошо в апреле-мае. в это время поездки в устья рек могут превратиться в направленную важную деятельность. если у вас мало настроения, мало времени – попробуйте сделать над собой усилие. потому что будете правы и не пожалеете! когда реки вздуются, потом вскроются, у берегов зашелестит последний ледяной припай, а земля будет пахнуть и сохнуть – объезжайте устья! – их повсюду так много. и самые огромные – и средних и узеньких рек с ненаглядными именами…»