Поймать зайца

Вдоль забора вокруг школьного двора накопилось много снега. Учительница кричала на нас, потому что мы его ели. «Отвратительное занятие. Я этого действительно не понимаю», – высокомерно сказала она во время родительского собрания, как будто это наши матери навалили снега. Но мы ее не слушали, ни ее, ни родителей. Снег был чистым и холодным. Он скрипел при соприкосновении с зубами, а потом таял на горячем языке, оставляя после себя металлический привкус неба. Ты съела больше остальных. В твоем рту исчезали целые пригоршни снега. Как-то раз я тебя рассмешила настолько, что ты выплюнула его прямо мне в физиономию. И тогда мы стали хохотать вместе. Это был первый год нашей дружбы, правда, тогда это еще не приходило нам в голову. Никто так не думает, когда начинается какая-то история. Никак не узнаешь, что это первая глава. В тот момент у этой истории не было никакого «до» и никакого «после». Красная шапка укрощает твои черные волосы. У тебя на руках перчатки со всеми пятью пальцами, потому что только маленькие дети носят те, которые только с одним, большим. Синие резиновые сапоги, которые ты терпеть не могла, но мама тебя заставляла их носить, чтобы не намокали брюки. Твой день рождения и вызывание духов. Бумажные куклы, которые мы вырезаем из бумаги. Это было все. А потом я убила воробья.

Не знаю, кто начал. Таскали его по снегу, перебрасывали друг другу его беспомощное тело. Раде подбрасывал его высоко в воздух и кричал «лечу, лечу, лечу», а потом «упс, я упал» – а Деян смеялся над этим как сумасшедший. Они держали воробья за лапку, будто боялись, что из него в них проникнет ужас его хрупкой жизни. Швырялись им друг в друга и отскакивали в сторону, чтобы не соприкоснуться с ним. Когда устали, положили его на сугроб.

Ты стояла в стороне и молчала. Ты хотела уйти, но я страстно желала остаться, быть членом команды. Я не хотела, чтобы они связали меня с твоей холодностью, я смеялась через силу, избегая твоего взгляда.

Все мы думали, что птица мертва, а она вдруг открыла один слепой глаз.

«Ну, кто прекратит его мучения? – спросил Деян. Мы все молчали. – Что, Раде, есть у тебя яйца?»

Раде тупо смотрел на снег, ему больше не было весело. Мне не хотелось смотреть на тебя, но я чувствовала на себе твой взгляд. Как будто ты знала, заранее, раньше всех, раньше меня самой, что это сделаю я. Как будто в твоей голове все уже произошло и не было способа это остановить.

Я наступила на него одной ногой. Сапог ушел в снег, а моя горячая ступня дико пульсировала. Мама заставляла меня надевать две пары носков. Но я почувствовала, как у меня под ногой что-то треснуло. Я почувствовала мягкие перья, и хрупкие кости, и маленький глаз, почувствовала, как они прилипают к подошве. Позже мне пришлось чистить сапог о снег. Остался след крови и несколько перышек. Деян похлопал меня по спине и сказал: «У одной только Сары и есть яйца». Остальные просто стояли и пялились на ямку в снегу, на мой сапог и на меня. Я боялась, сама не знаю чего. Нигде не было написано, что мы не имеем права убивать раненых птиц. Эта уже была полумертвой, выпала из гнезда, у нее не было шансов в этом снегу. Разве мальчишки не доконали ее своей дурацкой игрой? Разве она уже не была мертва до того, как я?.. Разве я не прекратила ее мучения? Похвала Деяна, которой я так жаждала, теперь свелась к словам сопляка, засвидетельствовавшего мое преступление. Где-то это наверняка написано, подумала я, где-то это кто-то знает. Маленький клюв, который открывается и закрывается, маленькие, неразвитые крылья.

Я подняла глаза и увидела твое лицо. Не могу вспомнить, как ты выглядела в детстве, для меня ты всегда одна и та же. Когда бы я ни вспомнила тот момент, я вижу тебя более взрослой, твои волосы и глаза меняют цвет. Черные косы становятся светлыми, как в тот день, на факультете, а потом и белыми, как в «Астре». Черные глаза поблескивают синим, как контактные линзы, которые появятся лишь позже. А может, ты уже была старше, может быть, ты повзрослела тогда, в тот момент, среди снега. Может, это я с тобой сделала. Ты смотрела туда, где лежал раздавленный воробей, на ямку в снегу, которая будто засасывала весь смысл из всего, что было вокруг нас. Если мы слишком приблизимся к этой маленькой незасыпанной могиле, она засосет и нас. Все стало бессмысленным: наши серьезные рубашки, наши резиновые сапоги, наши цанговые карандаши для рисования, школа, и учительница, и подруги из нашего класса. Я прочла в твоих глазах, в чем суть случившегося. Я выдавила смысл из вещей, людей и животных, смыла с них цвет и свела их к обычным серым тряпкам. Тогда я поняла, что сделала что-то неправильное. Что-то, что было связано не с воробьем, а со всеми птицами и сапогами этого мира.