И так мы продолжали путь сквозь всепоглощающую темноту: «Астра» ползла рядом с рекой, как заблудившаяся дворняга, под ранние хиты Татяны Матеяш в атональной интерпретации Лейлы. Спустя некоторое время слащавая мелодия завладела моим сознанием, как какая-нибудь обрядовая песня. Дорога стлалась перед нами, как развратная танцовщица. Темнота становилась все гуще, хотя только что миновал полдень. Мне пришлось сбросить скорость и сконцентрироваться на езде. Я забыла, куда мы едем. Мы покинули Вторую сессию АВНОЮ и теперь бежали к силам Оси под засахаренные аккорды ранних девяностых. Было уже неважно, куда мы направляемся. Так же неважно, как теннисная ракетка за нами или ее обручальное кольцо, подвешенное к освежителю воздуха. Больше не существовали ни Майкл, ни Дино. Нужно было просто ехать, продолжать, быть уверенным в несовершенных глаголах. Возможно, поэтому она мне и позвонила. Никто другой не знал бы, как молчать и вести машину, как слушать Тайчи. А может быть, я это сама себе выдумала. Вполне возможно, что я была всего лишь водительскими правами и толстым бумажником. Это было для меня несущественно. Я могла быть чем угодно, и можно было без помех продолжать поездку по направлению к тому, что нам ни разу не удалось назвать по имени, но о чем мы обе думали. Мы сказали Мостар, мы сказали Загреб, мы сказали Вена. Лейла пела, а я смеялась, как будто нас ничего не ждет. А она была там, хотя мы не произнесли ее имени. Темнота в конце тоннеля, неотвратимая и неизбежная. Холодная могила на нашем пути. Умело скрывавшийся нарыв. Банялука.
Я хотела, чтобы мы проехали мимо нее так, будто там со мной не произошло ничего, достойного упоминания. Тогда я превратила бы ее в один из тех городов на карте, названия которых ничего не значат. Какой-нибудь картограф может свободно стереть их, никто и не заметит. Однако Лейла опередила меня и сказала: «Мы можем остановиться возле дома?»
Возле дома. Два слова – и из карты вырос целый город. Получил улицы и дома, школу, гимназию и философский факультет. Река рассекла его кожу и опоясалась мостами. Из могил выросли виноградники. Окна сами пробились сквозь стены и за своими мутными стеклами позажигали лампы. Где-то заговорил телевизор. И все из-за того, что Лейла сказала «возле дома». Там, где исчезают люди, умирают зайцы и не растут авокадо. Она вытащила Банялуку из земли двумя словами. Больше в «Астре» не было музыки. Тайчи осталась без хитов. Смыла макияж, упаковала вещи и отбыла в Америку.
Я свернула с окружной к гимназии. Нас остановил светофор. Лейла смотрела на красные кирпичи, потом нахмурилась и сказала: «Помнишь выпускной?»
«Помню», – ответила я. Guadeamus igitur. Мы просыпаемся одни, потерявшие невинность. Маленькая белая перчатка плывет по воде. Мы идем на рынок покупать белого зайца.
«Какая отвратительная ночь, надо же… Ты помнишь? Там, на реке?» – спросила она по-прежнему хмуро.
«Что ты несешь, вообще не было ничего страшного. Насколько я помню, тебе понравилось».
Тут она посмотрела на меня так, как будто я совсем ненормальная. «Понравилось, мне?!» Она передернулась, возможно, чтобы так освободиться от порчи, и решительно добавила: «Фу».
«Я не знала, что тебе было настолько плохо».
«Ну, похоже, ты всего и не знаешь», – ответила она и принялась рыться в сумке в поисках новой жвачки.
«А помнишь те смешные галстуки на них?» – спросила я.
«У твоего был галстук. Он даже цветы тебе принес».
«Да не приносил он цветов… Подожди… Неужели и вправду принес цветы?»
«Господи, Сара, у тебя действительно ужасная память. Он принес тебе розы. Ради тебя нацепил галстук. Он сходил по тебе с ума. Тот, что мой, был просто ничто. Всякий раз, как вижу это дурацкое здание, вспоминаю его маленькую красную пипиську».
А мне гимназия напомнила кое-что совершенно другое. Я вспомнила Александра, который запихнул мне язык в рот, там, перед той входной дверью. Я сидела в нише в стене. У него были борода и усы, от него пахло сигаретами и каким-то резким парфюмом. Он засунул ладонь мне под юбку. Рука была теплой. Мне было пятнадцать лет, и я думала, что знаю все. Я носила клетчатые рубашки и джинсовые юбки с дырами. Делала вид, что понимаю группу «Екатерина Великая». Была уверена, что умею рисовать. Закатывала глаза. Там, перед этим обветшавшим зданием из красного кирпича, которое сейчас зияло пустотой в иной темноте.